Я вывел его на компьютер. Физиономия жирная, лоб высокий, волосы жиденькие, зачесанные назад — еще недавно он был лыс, но сделал операцию по имплантации волос. Глаза — наглые.
«Банкир — это человек, одалживающий вам зонтик, когда ярко светит солнце, и отбирающий его в тот самый момент, когда начинается дождь», — писал Марк Твен. Это он не знал наших банкиров. Наши банкиры у тебя для начала отнимут твой собственный зонтик, а потом будут договариваться, как вернуть его тебе же в кредит под залог твоего дома.
Я вывел на экран следующую фотографию. Банкир смотрел вдаль и улыбался на фоне далеких гор. Снимок сделан в Орегоне, где он прикупил ранчо. Он доволен жизнью. Счастлив, что жизнь удалась. Интересно, будет ли он улыбаться завтра?
Я легонько щелкнул его изображение по лбу. — Ну что, жулик, готовься…
Толстый, как аэростат, субъект, надулся так, что был готов взмыть над толпой, памятником Ленина и всей Октябрьской площадью. Он притомился вести самостоятельную жизнь и готовился вернуться во власть. А вещал он так, будто уже вернулся. Он уже побывал в свое время на самой вершине «Олимпа» и знал, как там хорошо. Там можно мечтать так, что твои самые безумные и фантастические мечты вдруг начинали воплощаться в жизнь, а когда становится понятно, что чудеса встречаются крайне редко и все вдруг начинает валиться, можно надуть пухлые щеки и обидеться на всех. Его годовое пребывание вторым чиновником в государстве обошлось России не дешевле, чем средней интенсивности ядерная война.
Да, сегодня не платят деньги, — бормотал-говорил он в микрофон. — Да, почти не работают поликлиники и больницы. Да, не выплачиваются пенсии. Но это плата за семьдесят лет варварства! За рабство! Бесплатная медицина, бесплатное жилье, образование — это привилегии рабов, а не свободных людей в свободном обществе.
На миг его речь оборвалась радостными хлопками и одобрительными возгласами митингующих, хотя чем собравшимся не нравилась бесплатная медицина? Многие очень нуждались именно в ней. Во враче с молоточком и добрыми глазами, который все понимает, услужливо снимает ползающих по рубашке крокодильчиков и дает зеленые таблетки.
— Да, сейчас плохо! — капризно бил «аэростат» пухлой ручкой по трибуне, как карапуз, обидевшийся на родителей за то, что у него отняли банку с вареньем. — Да, будет еще хуже! Но пострадать надо, чтобы детям жилось лучше.
— Дети в обморок на уроках падают от недоедания! — зычно в мегафон завопили с другого конца площади, где собрались недоброжелатели дяди-"аэростата".
— Значит, внукам, — пожал тот плечами.
— И внуков не будет. Какие внуки при недоедании?! — не успокаивались недовольные и своим мегафонным рыком нарушали благолепие митинга.
— А что, только у вас дети есть? Вы о чужих детях и не думаете? — начал злиться оратор.
— А им правда будет лучше житься? — донесся из толпы доброжелателей экзальтированный женский голос.
— Конечно.
— Ну тогда пускай…
— А сколько этих внуков выживет? — опять заорали в мегафон. Митинг все больше походил на коммунальную перепалку.
— Вот он, голос дна. Все взять под сомнение. Над всем поглумиться. Все, что не охватишь своим скудным умом, отринуть. А вместе с тем стагнация производственных процессов в условиях обезличивания промышленного капитала… — начал журчать оратор в привычном русле. Его никто не понимал, но доброжелатели уважительно говорили; «О, он умный»…
В толпе вскоре начали зевать. Оратор выговорился и сполз с возвышенности. И его место занял некто, объемами еще поболе. Он не стал рассуждать о девальвации денежной массы в условиях стагнации производства. Он зычно заорал так, что все вздрогнули:
— Доколе красно-коричневая плесень будет править в этом бардаке ?! Доколе мы будем гнуть шею под райкомовскими выродками?
Чего он так райком невзлюбил? Инструктором там был не один год. Заведовал массовой агитацией. Заставлял малевать плакаты и развешивать их по городу. Малевали их на сукне, Это сукно, кстати, он и загнал налево — кому оно теперь сдалось? Первая сделка его была. А потом пошло-поехало. Когда начали затеваться реформы, он подобрался ближе к торговле металлом. И большой корабль отбыл в большое плавание. Теперь на его мачте реет флаг председателя совета директоров банка «Зенит». Да, да, это и есть Банкир собственной персоной.
Банкир накалялся, произнося речугу. Он умел толкать речуги — эмоционально, с рыком и непоколебимой уверенностью. Он был сопредседателем движения «Демократия и будущее», и деньги, которые ему помогали зарабатывать высокопоставленные собрали но политике, частично шли на это движение,
Отношения внутри самого движения были несколько странные. Три года назад партийцы, обанкротив очередной банк и разбогатев на несколько десятков миллионов долларов, миллион вручили активистке движения для подпитки выборов в Питере. Реализовать задуманное не получилось из-за серии Громких убийств в северной столице, а миллион долларов уплыл навсегда. Разборки, к кому из членов движения они приплыли, ведутся до сих пор, — убийсва не раскрыты, но есть подозреваемые.
— И мурло красно-коричневого палача, которое выглядывает из-за портьеры Государственного Собрания, будет бито! Бито! И еще раз бито! Мы не позволим!.. — Банкир задохнулся, захлебнулся и под бурные аплодисменты сошел с трибуны.
— Воров — в тюрьму! В кутузку! В кутузку! — стройно завели оппоненты, сами понимая фантастичность легкомысленного призыва и выкрикивая его больше по обязанности, чем от надежд.
Две мясные туши обнялись. Похлопали друг друга по плечам, как по надувным матрасам.
Я вгляделся в воодушевленные лица митингующих. Эти лица были озарены искренними чувствами. Собравшиеся считали, что именно они правы и знают, что почем в этом мире и как все надо обустроить. Они думали, что настоящий исторический момент уникален, и только им ведома его суть. А я знал, что все повторяется, что человеческая природа остается неизменной, и что тысячи лет назад было то же самое.
«Гибель народу грозит от безумия собственных граждан. Знать ненасытна. Ты счастье страны предаешь», — еще в седьмом веке до нашей эры вещал Солон, а он знал толк в государственных делах.
Банкир слез с трибуны и отправился к своему «членовозу» — так называют эти черные, похожие на роскошные элитные гробы на колесах длинные машины.
Я заметил шевеление. Из толпы выбрались, работая локтями, двое здоровяков-телохранителей из службы охраны «Зенита», сели в машину сопровождения, и она устремилась следом.
Моему визиту на митинг предшествовал утренний звонок в банк «Зенит», Я заявил, что имею выгодное предложение к Банкиру, но могу поговорить с ним только лично. Мне ответили с холодной вежливостью, за которой читалось старинное русское «ходють тут всякие, потом калоши пропадают», что-то типа «барин сказал не принимать».
— А как мне его увидеть-то? — настырничал я. — Он хоть в Москве?