На одном из поворотов вьющейся по предгорью дороги Риселла почувствовала толчок кулачка подруги в бок и, оглянувшись, рассмотрела похожую на облезлую змею вереницу повозок герцогского обоза, неторопливо выползающую из Эристы на дорогу.
Через некоторое время Гизелиус сбросил невидимость и уверенно перехватил вожжи из рук уснувшего возницы. Не останавливая невозмутимо бегущую по знакомой дорожке лошадку даже на минуту, перевалил спящего в телегу и велел спутницам отодвинуть его в задок и прикрыть дерюжкой. А сам сел на хозяйское место и прищёлкнул кнутом – не так много времени у него в запасе. Да и нельзя быть абсолютно уверенным, что всё пойдёт гладко.
– Снимайте браслеты и достаньте из-под сиденья мешок, я прихватил немного вещей в лавке старьёвщика, разберётесь сами. Одежда крестьянская, но вы девушки неглупые, должны понимать – миледи в телеге с соломой на воды не прибывают.
– Нас леди Тренна должна была ждать в Эристе, – огорчённо оглянувшись назад, тихо призналась Риселла, – или её посланник.
– Тренны там нет, – загадочно ухмыльнувшись, уверенно объявил магистр, – она уже в Дивноводске. Поторопитесь, пока не видно встречных телег, браслеты нам ещё понадобятся при въезде в город, а заряжать мне их некогда.
Спорить с ним спутницы даже не подумали. Успели понять, как сильно умудрились обмануться насчёт истинных возможностей безобидного на вид старичка, несмотря на строгие предостережения магессы.
Хотя и внешность его, как начинала подозревать Риселла, вполне может быть не подлинной. Возможно, магистру просто выгодно так выглядеть – сухощавым беловолосым невысоким старичком, чудаковатым и безобидным в глазах всех окружающих. И совершенно не похожим на мужа такой привлекательной женщины, как их учительница. Хотя иногда и случалось Рисселе встречать семьи, вовсе не гармонично смотрящиеся со стороны и, тем не менее, живущие душа в душу.
Пользуясь тем, что магистр старательно не оглядывался, а возница сладко спал, девушки торопливо поделили одежду и переоделись. Грубые юбки, толстые вязаные кофты с заштопанными локтями и обтрёпанными полами и выцветшие платки, повязанные ниже бровей, неузнаваемо изменили путешественниц. Вряд ли бравые гвардейцы ринулись бы одаривать драгоценностями и диковинками этих деревенских замарашек.
Плащи и собственные платья девушки аккуратно свернули и спрятали в баулы, а те, по совету Гизелиуса, засунули в мешки из домотканой грубой ряднины.
– В корзинке пироги и крынка с молоком, – уловив исходящее от «учениц» уныние, словно невзначай заметил маг, – вряд ли нас ждут в городе повара с деликатесами.
– Спасибо, – тихо поблагодарила Милли, – но вам не стоило так о нас беспокоиться… вы и на судне за нас заступились.
– Вообще-то я стараюсь для себя… – иронично фыркнул маг. – Если Тренна узнает, что я мог вам помочь и не сделал этого, снова целый год не будет разговаривать.
– Она не разговаривала целый год?
– Даже больше.
– Но наверняка вы поссорились… леди Тренна очень справедливая женщина.
– Поссорились… – В какой момент Гизелиусу пришла в голову идея завоевать доверие и симпатию этих девушек, он и сам не знал.
Однако, приняв это решение, магистр седьмым чувством ощутил, что поступает правильно, и, уже более не сомневаясь, приступил к неторопливому рассказу.
Герцогу с Райтом Гизелиус никогда бы не стал рассказывать историю своей любви таким тихим и печальным тоном. Ещё чего не хватало! С них станется взять над ним опеку и решительно предпринять самые невероятные аферы по возвращению заблудшей жены в семейное гнёздышко. Однако женщины – существа особые, им всегда мало простых фактов, нужны подробности и слезливые переживания, только тогда они могут поверить в истинность чувств.
– …а когда смог вернуться в Гантаран, то узнал, что она вышла замуж… за моего друга, с которым я же её и познакомил. Я уехал из цитадели в тот же день и пятнадцать лет следил за ней издали, посылая друзьям осторожные вопросы. Сарджабиз всегда был очень ревнив. А когда пришло сообщение о его гибели, немедленно взял отпуск и помчался к ней. Я сделал ей предложение самым первым, а через неделю обнаружил, что к моему браслету присоединилось ещё три. Затем почти три года она решала… кто из нас четверых достойнее, и каждый день я молил богов, чтобы Тренна выбрала меня…
За увлекательным повествованием магистр едва не пропустил момент, когда лошадка привычно свернула к родной деревне. И только шевельнувшаяся на груди следилка, настроенная на жену, заставила Гизелиуса спохватиться и твёрдой рукой повернуть разочарованное животное в прежнем направлении.
* * *
Вечер уже окутал сумраком широкую ложбину меж двух горных отрогов, в которой вольготно раскинулся Дивноводск, когда по бревенчатому мосту через мелкий, но быстрый поток, считающийся городской границей, прогромыхала телега, влекомая усталой лошадкой. Она была пуста, и мальчишки, зарабатывающие на приезжих предложениями показать сдающиеся комнаты и гостиницы, разочарованно отворачивали взгляды, едва рассмотрев одетого в деревенский зипун возницу. Дураку ясно, этот и сам найдёт пристанище на ночь, а судя по тому, как уверенно направляется на боковую дорогу лошадка, въезжает в город вовсе не впервые.
Историю своей семейной жизни и размолвки магистр закончил рассказывать ещё с час назад, напоследок горько посетовав, что только много позже понял, почему его так потянуло к совершенно незнакомой женщине. Он ведь ментал и эмоциональный фон любого человека, с которым общался достаточно долго, запоминает так, как собаки запоминают запахи. Потому та травница и показалась магу с первого взгляда чем-то близкой и милой. Разумеется, Тренна догадывалась о подобном и заранее запаслась защитным амулетом. Ну а потом воспользовалась его интуитивным доверием и подлила сильное приворотное зелье…
– Метр, простите её, пожалуйста… – в голосе Милли магистр расслышал чистосердечное раскаяние, а эмоции девушки напомнили ему модный напиток, в который оригиналы кладут совершенно несочетающиеся ингредиенты и взбалтывают.
Там были и боль, и вина, и почему-то уверенность в собственной правоте. И целое море жалости к старому магистру, всю жизнь обожающему свою первую возлюбленную. Гизелиус даже почувствовал укол совести, что не пощадил девичьей чувствительности, хотя и ни в чем не покривил против правды. Наоборот, слегка смягчил краски, рассказывая о своих чувствах. Ну ведь так и положено, самое светлое и самое горькое оставлять в глубине души, куда нет доступа никому.
Вот только одного не понял – травница просит за Тренну, как за свою наставницу, или имеет в виду нечто совершенно другое?! Однако ничего спрашивать не стал, точно зная, как легко назойливым интересом загубить едва зарождающееся доверие.
– Я давно простил Тренну… – грустно усмехнулся маг в ответ на слова девушки. – Лишь сделал то, на что никогда не решился бы раньше. Взял с её гребня волосок и смастерил поисковый амулет. И теперь, оказавшись с женой в одном городе, всегда точно знаю, в какой она стороне.