Она посмотрела на официантку. Самое разумное – это убить Сару. Девица обменялась словами с Элиотом, потенциально в нее уже загружены инструкции. Вероятность обратного мала, но было бы неразумно рисковать.
«А ведь лучше не становится, не так ли? Ведь это уже давно очевидно, верно? Что звезда никуда не делась?»
– Забудь, что мы были здесь, – сказала она Саре. – Тот тип подавился завтраком, и ты не успела спасти его. – Она повернулась к выходу. – Но ты пыталась изо всех сил.
* * *
Они ехали до темноты, останавливаясь только для того, чтобы поесть и убедить людей поменяться машинами. Уил не хотел смотреть на это, но справиться с собой не мог. Сначала люди, на которых нацеливался Элиот, выглядели настороженными. Затем Элиот что-то говорил, и их лица расплывались в улыбке. Как будто они улыбались против своей воли. Поражала скорость превращения из чужака в близкого друга. Их лица становились совершенно иными. И спустя минуту выражение снова менялось, делалось интимным и успокоенным, и Уил отворачивался, потому что чувствовал, что неправильно смотреть на все это.
Втиснувшись в розовый «мини» с пластмассовой кошкой-болванчиком на приборной панели, он сказал:
– Значит, теперь у тебя есть план?
– Да. – Элиот проверил, как переключаются передачи. Пятая ему не понравилась. Уил уже предлагал Элиоту сменить его за рулем, но тот отказался, и он уже начал подумывать о том, что Элиот вообще никогда не спит.
– Мне дано право услышать подробности?
– Мы едем в Брокен-Хилл, забираем элементарное слово и с его помощью побеждаем наших врагов.
– Оно там? В Брокен-Хилл?
– Такова моя теория.
– Но ты не уверен?
– Нет.
– Что, никому не пришло в голову проверить? Ты так туда и не сунулся, чтобы посмотреть, там ли оно, это оружие библейской мощи?
– Все не так просто. После того, что натворила Вульф, все, кто туда совался, оттуда уже не высовывались.
– Ну, а мы-то туда едем.
– Да. – Элиот посмотрел на него. – С тобою все будет в порядке.
– Когда ты говоришь «мы»…
– Я имею в виду тебя. У меня же нет иммунитета.
Они проехали мимо большого седана, в котором разместилась целая семья. Уил увидел там счастливую собаку, которая проводила его взглядом. Ему стало завидно.
– А что, если ты ошибаешься и у меня нет иммунитета?
– Это было бы плохо. Но давай не будем цепляться за всякие мелочи, которые могут пойти не так. Я не утверждаю, что мой план надежный. Я просто говорю, что предпочтительнее действовать по какому-нибудь плану, чем бесцельно мчаться куда-то, пока удача не отвернется от нас.
– И что тогда? Я отдам тебе слово?
– Нет. Ты не должен произносить его в моем присутствии, показывать его мне или даже описывать. Я подчеркиваю это особо.
– Ты серьезно?
– Взгляни на меня, – сказал Элиот. – Если ты раздобудешь эту штуку и хотя бы намекнешь, на что она похожа, я скормлю тебе твои пальцы. Ты веришь мне?
– Да. – Они проехали через город, где висело объявление трехлетней давности о фестивале свекловодов. – И все же я не понимаю, как это может быть словом. Слова не убивают людей.
– Очень даже убивают. Слова убивают людей повсеместно. – Элиот переключил скорость. – Просто конкретно это слово более мощное.
– А что делает его таким особенным?
– Ну, это трудно объяснить, не углубляясь в последние достижения лингвистики и нейрохимии.
– А ты через аналогию попробуй.
– В парке есть дерево. Дерево, которое ты по каким-то причинам хочешь срубить. Звонишь в городскую администрацию и спрашиваешь, с каким департаментом тебе нужно связаться и какие формы заполнить. Твое заявление поступает в комитет, который решает, стоит рубить дерево или нет, и если стоит, они направляют рабочего, который и рубит дерево. Вот так же работает мозг; это процесс принятия решения. Я же – ты называешь это «слова-вуду» – подкупаю комитет. Процесс тот же. Но я нейтрализую те части, которые могут сказать «нет». Пока понятно?
– Да.
– Отлично. То, что осталось в Брокен-Хилл, – это элементарное слово. А элементарное слово, по аналогии, это когда я просто достаю цепную пилу и спиливаю дерево.
Уил ждал.
– Это другой путь к тому же исходу. Я не связываюсь с комитетом. Я перепрыгиваю через него. Разумно?
– Для деревьев – да.
– Никакой разницы. Твой мозг – это множество направлений действия. Ты видишь горячую плиту и осознанно решаешь держаться от нее подальше. Но если ты дотронешься до нее, ты без всякого осознанного вмешательства отдернешь руку.
– Значит, это разница между добровольным действием и рефлексом, – сказал Уил.
– Да.
– А почему бы это так и не назвать?
– Потому что это не аналогия. Все именно так и происходит. А ты спросил об аналогии.
– Ладно, – сказал Уил. – Хотя я все еще не понимаю, как слово может включить рефлекс.
– Слова – это не просто звуки или формы. Они имеют значение. Это и есть язык: протокол для передачи значения. Когда учишь английский, ты обучаешь свой мозг тем или иным образом реагировать на те или иные звуки. Так уж получается, что протокол можно взломать.
– Ты меня научишь?
– Чему?
– Тому, что ты делаешь. Этим словам-вуду.
– Нет.
– Почему?
– Потому что это очень сложно.
– Выглядит совсем не сложно.
– Ну, – сказал Элиот, – и все же сложно.
– Не понимаю, почему нельзя хоть немного научить меня.
– У нас нет времени, чтобы сделать из тебя компетентного поэта. А если бы и было, все равно ничего не получилось бы, потому что ты от природы неподдающийся. А если бы и поддавался принуждению, то я все равно не смог бы научить тебя, потому что у тебя мало базовых знаний, а мы недавно пришли к выводу, что давать слова, обладающие огромной силой, людям, у которых есть проблемы с самоконтролем, – это очень плохая идея.
– Я от природы неподдающийся?
Элиот бросил на него быстрый взгляд:
– Ну, в общем, да.
– Я поддающийся.
– Ты единственный известный нам человек, на которого не действует элементарное слово, то есть неподдающийся, – сказал Элиот. – На это я и рассчитываю.
Уил помолчал, потом спросил:
– Что делает меня невосприимчивым?
– Твой мозг обрабатывает язык не так, как у других людей. А почему так, я не имею представления.
– У меня выдающийся мозг?