– Потому что это приказ. Я устрою так, что, если Квертус откажется, это придется сделать перед всем гарнизоном. И тогда посмотрим, за кем пойдут воины.
– Не хочу тебя расстраивать, но фракийцы поддержат Квертуса, все до единого, – вздохнул Макрон.
– Думаю, ты прав. Вот почему мы ждем прибытия колонны подкрепления. И когда твои легионеры наберутся сил, будет достаточно людей, чтобы повернуть события в нужное нам русло. Если выбрать подходящий момент, Квертусу придется либо пойти на попятный, либо выступить против превосходящих сил. Он переступил черту, но путь к отступлению еще не закрыт. Так что хочу дать ему еще один шанс.
После долгого молчания Макрон, сделав над собой усилие, поинтересовался:
– Во имя всех богов, зачем ты это делаешь, Катон? По приказу этого ублюдка тебя пытались убить.
Катон опустил голову на сложенные на столе руки, обдумывая, что ответить другу. Макрон, разумеется, прав. Фракиец опасен, его поступками движет безумие, понять которое невозможно. И дело не в диких способах ведения войны и не в присущей его народу кровожадности. Квертус жаждет мести, снедаемый желанием стереть с лица земли всех силуров и все, что о них напоминает. Однако следует признать, насаженные на колья головы, разлагающиеся трупы и сожженные дотла селения оказывают должное действие и навевают ужас на врагов. Силуры испытывают дикий страх перед фракийской когортой и при виде знамени Черных Воронов обращаются в бегство в надежде спасти свои жизни. Наверное, на войне лучшее оружие – страх. Ничто не может перед ним устоять: ни самые лучшие доспехи, ни высокие земляные валы. Звериной стратегии Квертуса, основанной на запугивании противника, можно противопоставить разве лишь равной силы мужество. А значит, главным оружием на войне все-таки является ужас…
В следующее мгновение Катон, презирая себя за холодную расчетливость, отбросил в сторону постыдные мысли. Он не Квертус и никогда ему не уподобится. В то же время Катон не отрицал, что и сам способен на подобную жестокость. Разница между ним и фракийцем в том, что Катон предпочитает не быть жестокосердным… Или это просто отговорка, которую он придумал, чтобы оправдать нравственную трусость. Глядя на друга, Катон размышлял, стоит ли делиться с ним своими сомнениями. С точки зрения Макрона, Квертус вынес себе смертный приговор, когда распорядился избавиться от Катона. Все остальное не имело значения. В суждении о людях Макрон выбирал прямой путь и не любил рассуждать.
– Если Квертус согласится сопровождать пленных в Глевум и не будет путаться под ногами, мы сможем полностью контролировать ситуацию. А по возвращении ему уже не удастся вернуть прежнюю власть. Если же попытается, я буду вынужден действовать в соответствии с уставом, и арестую его за нарушение субординации и за попытку мятежа. А затем последует надлежащая правовая процедура.
– Да что с тобой, Катон, мать твою? Опомнись! – простонал Макрон. – Какая, в задницу, правовая процедура, когда эта мразь бьет тебе в спину? Если враг затеял грязную игру, плати ему той же монетой. Только скажи, и я вспорю ублюдку мечом брюхо, не пролив ни единой слезы. Таково мое понимание правовой процедуры.
Катона пылкая речь друга застигла врасплох.
– Ну, видишь ли… – Он замолчал, давая Макрону возможность остыть и уж потом продолжить разговор.
За спиной осторожно кашлянул Децимус.
– Мне можно идти, господин префект?
– Да, и поищи себе какой-нибудь еды, – разрешил Катон.
– Благодарю, господин. – Децимус направился к выходу, намереваясь оставить друзей наедине, но тут его окликнул Макрон.
– Эй, Децимус, посмотри, не осталось ли силурского хлеба на офицерском складе. Если найдешь, принеси по буханке каждому.
– Слушаюсь, господин. – Децимус бесшумно закрыл за собой дверь на щеколду.
Мрачные мысли лишили Катона аппетита.
– С меня хватит и рагу.
– Как знаешь. Если не хочешь хлеба, я съем твою порцию.
Макрон налегал на рагу, черпая ложкой дымящуюся еду, а Катон, погруженный в свои мысли, едва прикоснулся к блюду и лишь время от времени его помешивал.
– Знаешь, Макрон, нам надо вести себя осмотрительно, – наконец нарушил он молчание. – Прежде мы не попадали в подобную ситуацию.
Катон вспомнил обратную дорогу после набега на силурскую деревню. Они с Макроном договорились день и ночь держаться колонны, и когда один спал, другой бодрствовал. Квертус организовал покушение на Катона, и наверняка среди его сторонников найдутся люди, готовые выполнить его волю и убить вышестоящего офицера. По возвращении в форт Катон приказал назначать часовых в штабе только из числа легионеров, воинов, которых рекомендовал центурион Север, считая их достойными полного доверия.
– К сожалению, ты прав, – согласился Макрон. – А я-то думал, что нет ничего опаснее, чем работать на эту мерзкую крысу Нарцисса. То-то боги над нами потешаются.
– А кому здесь весело, Макрон? Я серьезен, как никогда. Пока Квертус находится в форте и бросает мне вызов, нам грозит смертельная опасность. Если хотим его обезвредить, надо действовать постепенно. Для начала дождемся, когда прибудет колонна подкрепления, а уж потом наведем подобающий порядок. И Квертусу придется смириться. Другого выбора у него нет.
– И что дальше? Простим и забудем? Разрешите напомнить, господин префект, он пытался вас убить!
– А где доказательства? Что я могу без доказательств?
Макрон открыл рот, намереваясь возразить, но передумал и, нахмурившись, встряхнул головой:
– Дерьмо собачье! Ты опять про эти свои правовые процедуры?
– Именно. Я не могу выдвинуть обвинения против Квертуса ни за покушение на мою жизнь, ни за убийство прежнего префекта. Кроме того, тут замешан не только Квертус. Помнишь, я как-то сказал, что к нашему направлению в Брукциум может иметь отношение Паллас? Возможно, ему захотелось отправить нас в такое место, где можно легко погибнуть.
– И ты действительно думаешь, такое местечко трудно отыскать в этом уголке империи? – Макрон взмахнул ложкой в воздухе.
– Мы сейчас не в империи, а на дальней границе провинции. Так далеко, что, если попадем в беду, никто не придет на помощь. А мы и правда в беде. И если попытаемся избавиться от Квертуса и идти напролом, можешь не сомневаться, человек Палласа в Британии немедленно обвинит нас в преступлении. Нельзя убить старшего центуриона и даже выдвинуть против него обвинения в нарушении дисциплины, не имея на то веских доказательств. Любая подобная попытка выйдет нам боком. Особенно если есть люди, которые только ищут подходящий предлог, чтобы окунуть нас по уши в дерьмо. Как я уже сказал, надо быть в высшей степени осторожными – уж если избавиться от Квертуса, то сделать это надо законным путем. Понимаешь, о чем я, Макрон?
– Что же это такое, Катон? – тяжко вздохнул центурион. – Я-то думал, вся мерзость осталась позади. Надеялся вернуться в легион и служить, как полагается солдату, предоставив вершить грязные делишки тем, кому по душе такая работенка. – С несчастным видом он отправил в рот очередную ложку рагу. – Помяни мое слово, на этом дело не закончится.