– Не спускай с мошенников глаз! Не хватает только остаться без вещей, едва ступив на проклятую землю! Я не намерен предстать перед легионами как какой-нибудь зеленый рекрут, маменькин сынок!
– Уж кем-кем, а маменькиным сынком тебя точно не назовешь, – фыркнула Порция.
Путешественники прибавили шаг, надеясь догнать носильщиков, однако на перекрестке уперлись в ряды повозок, нагруженных амфорами. Пробиться сквозь них надежды не было, а Децимуса и компании и след простыл. У Катона екнуло сердце. Неужели негодяй обвел их вокруг пальца и смылся с багажом?
– Эй, префект, сюда! – послышался голос слева, и у Катона с души свалился камень. Бывший легионер насмешливо покачал головой. – Подумать только, офицеры не могут угнаться за хромым калекой! И куда только катится мир!
Катон хотел поставить нахала на место и как следует отчитать за неуважение к высокому званию, но не успел. Децимус поднял руку и указал на высокие ворота на другой стороне улицы, в которую они свернули. За стеной виднелись леса и высокий бревенчатый каркас подъемного крана, возвышающийся на фоне задымленного неба.
– Сюда, префект. Вот здесь находится базилика. Ну, или то, что должно ею стать.
Не дожидаясь ответа, Децимус двинулся дальше, и поскольку движение уже не было таким оживленным, приезжие вскоре поравнялись с носильщиками. Телеги, нагруженные вином, проехали мимо, а вся компания подошла к воротам, у которых стояли двое часовых. Арка ворот была оштукатурена и побелена, но кирпичную облицовку на стене вокруг строительной площадки еще не закончили.
– По какому делу? – задал вопрос часовой, бегло оглядывая двух мужчин и пожилую женщину, чтобы определить их общественное положение.
Офицеры были одеты в аккуратные новые туники и военные плащи, купленные в Риме перед самым отъездом. Несмотря на отсутствие знаков отличия, указывающих на звание, и богатых перстней, уверенное поведение и шрамы говорили сами за себя. Особенно длинный косой шрам на лице Катона, проходивший ото лба до подбородка. Откашлявшись, часовой уже более любезным тоном спросил:
– Чем могу служить, господин?
– Я префект Квинт Лициний Катон, а это центурион Луций Корнелий Макрон. – Катон кивнул в сторону друга. – Мы только что прибыли из Рима, чтобы принять командование вверенными нам подразделениями. А сейчас хотим представиться в штабе губернатора и подыскать себе жилье.
– Ну, здесь, господин, вы его не найдете. Форт снесли еще два месяца назад.
– Это мне известно. Однако надеюсь, Осторий со своим штабом не работают под открытым небом.
– Это уж точно! – Часовой указал копьем на строительные леса вокруг большого одноэтажного комплекса. – Вон там строится дворец для губернатора. Он приказал строителям закончить первый этаж и убираться восвояси, однако ребята успели провести отопление, так что внутри живется тепло и уютно. Не то что нам, призванным охранять губернатора. Спим на улице в палатках.
– Такова солдатская служба, приятель! – прищелкнул языком Макрон. – Если она для тебя слишком тяжела, примкни к труппе актеришек или поищи счастья в другом месте.
– Ладно, идем! – Махнув рукой, Катон направился по расчищенной на строительной площадке дорожке, по обе стороны которой лежали бесконечные груды бревен, сложенные стопками кирпичи и стояли чаны для замешивания раствора.
Уже заложили фундамент для нескольких построек и возвели стены в половину человеческого роста в том месте, где вскоре должно было вырасти самое большое в провинции городское здание. Оно будет возвышаться над всей территорией, наполняя сердца местных жителей благоговейным трепетом. На строительной площадке трудилось множество народу, включая скованных цепью каторжников, которых использовали на подсобных работах. Сквозь гул голосов, визг пил и грохот камней слышались окрики надсмотрщиков.
Проходя мимо, Макрон одобрительно крякнул:
– Когда достроят, грандиозное будет сооружение.
На дальнем краю строительной площадки между лесами оставили зазор, чтобы освободить проход к находившемуся выше дому, где расположился со своими приближенными губернатор Осторий. Вход охраняли двое часовых, и Катону снова пришлось объяснять цель своего визита, после чего пришло время расплатиться с носильщиками. Он протянул руку к поясу, где висел кошелек, и стал развязывать шнурки.
– С вас один сестерций, господин. – Децимус приложил руку ко лбу, шутливо отдавая честь. – На каждого.
Брови Макрона поползли вверх.
– А не многовато просишь?
– Таковы расценки в Лондинии, благородный господин.
– Он говорит правду? – обратился Катон к часовому.
Легионер кивнул в ответ.
– Что ж, ладно. – Достав из кошелька несколько монет, он пересчитал деньги и отдал носильщикам. – Жизнь в Лондинии, похоже, обходится недешево. Можете идти… А ты, Децимус, задержись на пару слов.
Бывший легионер махнул рукой товарищам и вернулся к Катону.
– Что угодно, господин?
Катон устремил на носильщика испытывающий взгляд, стараясь рассмотреть за грязной ветхой одеждой и спутанными волосами признаки, характерные для людей, служивших в прошлом в армии. Если Децимус не солгал, его военная карьера оборвалась внезапно по вине случая. Что ж, в сражениях такое встречается на каждом шагу. Долгие годы удача не покидала Катона и Макрона во время самых тяжелых походов и жестоких боев, и до сих пор друзья отделывались легкими ранами и шрамами. Однако порой Катону казалось, что он испытывает судьбу, бросая ей открытый вызов. Рано или поздно его настигнет вражеское копье или меч, или пущенная из лука стрела, и тогда придется разделить участь Децимуса и других покалеченных воинов, которых в римской армии великое множество.
– Сколько лет ты прослужил в Британии?
Децимус в задумчивости почесал подбородок.
– Приехал я сюда пять лет назад из учебного лагеря в Гесориацуме. Служил во Втором легионе, сражался с деканглами, а затем меня вместе с отрядом отправили на усиление Четырнадцатого легиона в Глевуме. Еще два года воевал с силурами, пока не получил вот этот подарок. – Он похлопал по искалеченной ноге.
– Понятно. – Катон на мгновение задумался. – Ну и как тебе нравится жизнь портовой крысы?
– Хуже некуда, мать ее так! – носильщик торопливо оглянулся на Порцию. – Прошу прощения, госпожа.
– Лучшие пятнадцать лет своей жизни я прожила с моряком, так что оставь свои долбаные извинения при себе, – с невозмутимым видом откликнулась Порция.
Макрон с отвисшей челюстью уставился на мать – услышанная новость лишила центуриона дара речи. Однако он быстро пришел в себя, благоразумно решив сделать вид, что ничего особенного не услышал.
– А что еще остается солдату-инвалиду? – Децимус устремил на Катона вопросительный взгляд. – Мне еще повезло, получил часть выходного пособия. Его хватает на жалкое существование в здешних трущобах, но на приличную жизнь явно недостаточно.