— Жанель, ты немедленно возвращаешься в постель. Положите узкий матрац в угол и поставьте ширму так, чтобы только сзади остался небольшой зазор. Жанель в ближайшие дни будет спать одна. Лиза, ты можешь спать на матраце Анны, он достаточно большой. Бросьте старые одеяла и простыни Жанель в ведро с щелочным раствором и оставьте до завтра. Я хотела бы, чтобы вы все держались подальше от Жанель — нет, я приказываю это!
— Кто же будет заботиться о ней? — спросила Элизабет, взяв шатающуюся Жанель под руку. — Она даже до уборной не дойдет, с такой температурой.
— Ты к ней подходить не будешь! Я запрещаю. Поставьте к постели ведро.
— А кто будет приносить ей еду? — возразила Эстер. — Ну, пожалуйста, мамочка, мне бы хотелось позаботиться о Жанель.
Эльза Эберлин задумалась.
— Ладно. Но тогда и ты держись подальше от остальных. А вы, лентяйки, работайте вдвое больше, чтобы заменить их. Наше заведение не должно нести убытки. Клиентов это не касается, поэтому держите рот на замке. К тому же это им неинтересно.
Эстер обхватила Жанель за талию. Та дрожала от холода, хотя ее кожа пылала.
— Пойдем, я отведу тебя в постель. Спи сколько хочешь, и ты поправишься. Небольшая температура скоро пройдет.
Мадам хмыкнула. Элизабет наблюдала за ней: глубокие морщины на переносице так и не разгладились. Подбоченившись, Эльза смотрела вслед Эстер и Жанель.
— Может, мне сходить за банщиком? — предложила Элизабет. — Возможно, он приготовит ей микстуру.
— Нет! — резко ответила мадам. — Это ни к чему. Ему незачем на нее смотреть. У меня есть травяной отвар, который помогает при лихорадке. Эстер будет его давать.
— Но у банщика больше опыта с такими болезнями, — возразила Элизабет.
Мадам угрожающе наклонилась вперед, так что их носы практически соприкоснулись.
— Ты разве не расслышала, что я сказала? Никто не пойдет за банщиком!
— А если мы сами его оплатим? — Элизабет решилась на последнее наступление. — Это не должно быть слишком дорого.
— Нет! Еще одно слово, и ты отведаешь моего ремня!
С поникшей головой Элизабет пошла обратно в бордель. Другие девушки тем временем подвинули к стене матрац, помогли Жанель залезть под одеяло и поставили вокруг нее ширму. В подавленном настроении они сидели перед своими полупустыми тарелками. Мадам не вернулась за стол. Заглянув в свой дом, она принесла микстуру от лихорадки. Позже она ушла, даже не сказав девушкам, куда она направилась и когда вернется. Вечером она появилась в еще более скверном настроении и была немногословна: только давала короткие указания и распределяла клиентов среди девушек. Казалось, она не может дождаться, когда дом опустеет. Эльза с облегчением закрыла дом снаружи, как только последний клиент переступил порог.
— Она сегодня очень странно себя вела, — сказала Грет, когда девушки уже лежали в темноте и прислушивались к быстро удаляющимся шагам мадам.
— Конечно, она в ярости, что Жанель лежит в углу и не работает, — раздался в темноте голос Марты.
— Она действительно очень больна, — защищала Эстер подругу. — Температура настолько высокая, что она бредит.
— Жанель очень больна, — подтвердила Элизабет. — И мадам беспокоится. Да, она чего-то боится, поэтому она так груба. Так, по крайней мере, мне кажется.
— Наверное, ты права, — сказала Грет.
Девушки замолчали, но Элизабет еще долго не могла уснуть. Она надеялась, что ее подозрение утром не оправдается. Но что делать, если вдруг нет? Если это ужасная правда?
Несмотря на нежную заботу Эстер и микстуру Жанель становилось все хуже. Ее кожа горела. В лихорадке ее бросало из стороны в сторону, она бормотала непонятные слова и периодически вскрикивала. Эстер не отходила от нее.
— Она тяжело дышит и жадно ловит воздух, — сообщила Эстер.
— Мне неинтересно, что она нам сюда притащила, — ругалась Марта, нарезая буханку хлеба большим ножом.
Эстер, обессиленная, подошла к столу и взяла себе горбушку.
— Она так плохо выглядит, что у меня в голове опять возникают картинки трехлетней давности, когда осенью началась эпидемия чумы. — Она содрогнулась. Мрачные воспоминания отразились у нее на лице. — Повсюду в городе умершие и кресты на дверях. Вонь и страх. Мейстер Тюрнер говорил, что каждый день приходилось вывозить из города больше сорока трупов. Вскоре уже не хватало слуг и работников, чтобы собирать урожай. Зерновые пропали, виноград остался в виноградниках. Это были страшные месяцы.
Мара кивнула.
— Да, сначала умирали крысы, а затем и люди. Чума забрала моих родителей, бабушку и всех братьев и сестер. Я осталась одна. Мой отец всего лишь за несколько месяцев до этого переехал с нами в Вюрцбург, чтобы работать мыловаром. — В ее взгляде появилось отчаяние. — Владелец дома сказал, что я не могу жить одна и без денег. Что мне еще оставалось, кроме как прийти к мадам, чтобы работать здесь?
— Почему ты не вернулась туда, откуда родом твоя семья? Там нет родственников? — спросила Анна.
Мара пожала плечами.
— Мы не от хорошей жизни уехали из Кельна. Нет, назад я не могла вернуться. Я даже побоялась отправиться в дорогу… — тихо добавила она, — проделать такой долгий путь. Абсолютно одной.
Эстер обняла ее.
— Интересно, почему чума одного забирает, а другого щадит. Хотя выздоровели немногие. — Она замолчала и грустно посмотрела на пол.
Элизабет и Грет обменялись серьезными взглядами. Было произнесено самое страшное слово. Чума! Неужели она вернулась в Вюрцбург, чтобы снова безумствовать и без разбора забирать женщин и мужчин, а прежде всего детей и стариков?
Эстер поднялась, чтобы снова посмотреть, как там Жанель, и остальные девушки занялись повседневной работой. Грет и Элизабет подмели грязное сено и отнесли его к выгребной яме.
— Ты считаешь, что чума могла вернуться? — спросила Грет, когда никто из девушек не мог их слышать.
— Похоже, мадам именно этого боится, — ответила Элизабет. В ее голосе слышалось волнение. — Думаю, что именно поэтому она не хочет звать банщика. Он не должен видеть Жанель — и палач тоже. Она вчера закрыла дом, прежде чем мейстер Тюрнер пришел с обходом. Такое случается нечасто.
— Да, ты права.
Девушки стояли у края ямы. Абсолютно спокойно мимо прошла крыса, поднялась на задние лапки, с интересом что-то вынюхивая, и продолжила свой путь. В сене наверняка оставались остатки чего-то съестного.
— Ты веришь в то, что у нее чума? — спросила Грет.
Элизабет пожала плечами.
— Не помню, чтобы я видела много больных чумой. Я знаю только, что мадам начала опасную игру!
— Да, если у Жанель чума, то она умрет без помощи банщика или лекаря.