— Они должны целыми днями находиться рядом, чтобы охранять его жизнь, и даже пробовать его блюда? — недоверчиво спросила Жанель.
Элизабет кивнула.
— Это хорошо, если епископ им доверяет, — сказала Грет. — Но я о них невысокого мнения, и если один из них позволит себе лишнего, я смогу защититься. — Она достала длинный кухонный нож, спрятанный в складках ее платья.
Жанель посмотрела на нее, широко открыв глаза.
— Ты считаешь, что это пригодится тебе в стенах крепости? Ты, наверное, забыла, что мы уже не в борделе.
— О нет, как я могла забыть об этом! Как раз поэтому нож и не помешает! У меня есть глаза и уши. В воздухе витает странное напряжение, вскоре разразится сильная гроза. Не знаю, где мы окажемся в конце.
— У тебя острый ум и хорошее чутье, — тихо заметила Элизабет.
Жанель, запрокинув голову, посмотрела на ясное летнее небо.
— Ни единой тучки. Ты, наверное, имеешь в виду не ту грозу, которая обрушится на нас сверху.
— Нет, — покачала головой Грет. — Она надвигается с той стороны Майна, из города.
Ее взгляд устремился к рыцарям, беседовавшим в тени ворот с мужчиной, который, несмотря на теплую погоду, надел капюшон, так что девушки не могли распознать черты его лица.
— Вы только посмотрите. Я прямо чую, что с ними не все так ладно.
— Мне тоже всегда неприятно, когда они ко мне приближаются, — добавила Элизабет. — Но я списывала это на свою чрезмерную чувствительность.
Грет серьезно на нее посмотрела.
— Никогда так не делай! Доверяй своим ощущениям, потому что в нас есть что-то более хитрое, чем наш разум, и это предостерегает нас от опасностей. Будь осторожна! С тобой однажды сыграли злую шутку, и ты понятия не имеешь, как это произошло.
Только когда Элизабет пообещала быть бдительной, Грет отправилась на кухню, а Жанель вернулась в покои в западном крыле, чтобы подготовить наряд Элизабет для сегодняшнего вечера и принести теплой воды в кувшин для умывания.
Элизабет еще какое-то время оставалась одна во дворе. Мысленно она вернулась к Альбрехту. Где он? Что делает и почему не объявился за две недели? Он вел себя так, будто его чувства к ней угасли.
Он теперь каноник и принадлежит церкви.
Но разве это причина не разговаривать с ней и не давать о себе знать?
Он, наверное, занят, оправдывала Элизабет его молчание.
Кроме того, его не очень жалуют в крепости. Может, ей стоит отправиться в город и поискать Альбрехта? Но разумно ли проникать в капитул? Она вспомнила лица каноника фон Грумбаха и его слуги Фритца Хазе. Что будет, если она попадется им на пути?
Каноник разоблачит ее бесчестное прошлое? Она представила себе Ганса фон Грумбаха с его серьезным лицом, на котором ничего невозможно прочитать. У нее не было ответа. Но она была уверена, что Фритц Хазе не упустит возможности разоблачить ее перед всем капитулом и прежде всего перед Альбрехтом фон Вертгеймом как греховную лгунью. Значит, ей не оставалось ничего другого, кроме как ждать, что он сам даст о себе знать. С чувством безысходности она вернулась к себе в комнату. Жанель ждала ее со сверкающими глазами.
— Смотри, это письмо оставил для тебя посыльный и заставил меня поклясться, что я передам тебе его лично.
Элизабет узнала печать с орлом и тремя розами на крошечном куске пергамента. Это был герб графов фон Вертгейм. Она быстро сорвала печать и, развернув письмо, прочла:
Ждать осталось недолго. Дело сдвинулось с мертвой точки. Попрощайся и держись от него подальше. Ты не должна разделить его участь! Я поддержу тебя. Доверься! А.
Следующие два дня Элизабет провела в лихорадочном ожидании, но ничего необычного не произошло. Она то и дело разворачивала листок пергамента, чтобы прочитать слова Альбрехта. Снова и снова робко спрашивала себя, какая судьба ее ждет, если она лишится защиты отца. Альбрехт собирался поддержать ее. Каноник? Как он себе это представлял? Он будет скрывать ее от глаз общественности как свою содержанку? Ведь он не епископ, которому прощается его греховное поведение. И своих детей епископ мог ввести в дворянский круг. Было ли это здание долговечно? Или его разрушат, как только епископ лишится своей силы? Все зависело от власти. У кого власть, тот мог не обращать внимания на правила и мораль. Сколько власти было у молодого каноника фон Вертгейма? Может, Альбрехт предавался иллюзии? И в конце концов Элизабет окажется жертвой его наивных мечтаний?
Смеркалось. Жанель, пройдясь по комнате, зажгла свечи и остановилась перед Элизабет.
— Что с тобой? Ты уже целую вечность сидишь с вышивкой на коленях, не сделав ни одного стежка.
Элизабет попыталась улыбнуться.
— Ничего. Я просто задумалась.
Жанель кивнула.
— Знаю, о письме. С тех пор как ты его получила, ты совершенно изменилась.
Элизабет хотела поспорить, но вместо этого произнесла:
— Да, письмо и то, что оно может значить для нас.
— Мы сделаем все, что будет в наших силах, — не расспрашивая Элизабет, ответила Жанель, положив платье на кровать.
Жанель уже пережила тяжелые времена и, радуясь новой работе в крепости, отчетливо понимала, что в любую минуту может лишиться ее. Но казалось, ее это абсолютно не пугает. Элизабет, к своему стыду, вынуждена была признать, что боится приближающихся к крепости Мариенберг перемен.
— Ты не собираешься переодеваться? — спросила Жанель, потому что Элизабет продолжала задумчиво сидеть на месте. — Уже, наверное, подают еду.
— Я не хочу есть, но все же пойду, чтобы поужинать вместе с отцом.
«Кто знает, сколько мне еще посчастливится наслаждаться этим», — добавила она про себя.
Жанель помогла ей переодеться и в конце положила ей на плечи шелковый платок.
— Тебе еще что-нибудь нужно, прежде чем ты ляжешь спать?
— Нет, почему ты спрашиваешь? У тебя, случайно, не намечается свидание? — пошутила Элизабет.
Жанель отрицательно покачала головой.
— Нет уж, спасибо, на мужчин я еще не скоро посмотрю. Грет ждет внизу во дворе. Ей разрешили выйти из кухни до того, как надо будет мыть посуду после трапезы. Так что, если ты не против, я бы хотела с ней встретиться.
— Ну, разумеется, иди, — сказала Элизабет с улыбкой на лице, но затем вздохнула. — Я бы тоже лучше пошла с вами погулять, чем проводить еще один вечер в компании Герадины и рыцарей фон Кере и фон Зекендорф.
В коридоре Жанель пошла направо, а Элизабет за ней, хотя прямой путь в большой зал лежал в другом направлении.
— Поздороваюсь с Грет, ведь я ее уже два дня не видела. Я ничего не пропущу в большом зале, отец все равно приходит позже.