Варвара сидела, обхватив руками колени. Ночь была нехолодная, но Варвару била дрожь, заснуть она, конечно же, не могла. В голову лезли всякое — о своей судьбе несчастной, о Гришке, об их любви странной и яркой, осветившей для нее все вокруг, как солнечный свет, пробившийся через тучи хмурой осенью. Но больше всего ее терзали мысли о том, что с ней будет завтра. Об изверге Фроле — нравится супостату ее кожа, с которой «хорошо работать»… О, Боже, помилуй рабу твою! Нужно искать выход. Но какой? Выдать Гришку, помочь заманить его? Нет, это невозможно. Ведь тогда они будут жечь ее любимого человека. Она не выдаст его никогда… Да, но ведь боль, которая ожидает ее — такую боль не то чтобы перенести, а и представить-то себе просто невозможно!
— Ну чего, ведьмюга лесная? — послышался издевательский голос.
Она подняла глаза и увидела в лунном свете бледное, будто упыря, лицо Рыжего, показавшееся в окошке.
— Боишься? Эх, не хотела со мной ходить… Что я, хуже разбойника твоего, что ли? Чем хуже? Чего, спрашивается, у меня не так или не того размера?..
— Уйди! Не виновата я ни в чем. Уйди! — крикнула Варвара.
— А хошь открою? Стрелец вон заснул. Прям, как медведь в берлоге сладко спит, — гадливо хихикая, предложил Бориска.
— Открой, Бориска. Пожалуйста, открой, — купилась на обещание простодушная Варвара.
— Ха, попроси у разбойника своего, который тебя… А тебя, голубушка, щипчиками завтра будут гладить. По щечкам твоим румяным, по ножкам, ха!
— За что ты ко мне так?
— С лешим лесным вместо меня… — как-то плаксиво и горько произнес Рыжий, сплюнул и пошел прочь, ругаясь на чем свет стоит.
Варвара так и не заснула. Всю ночь просидела, съежившись, прикрыв глаза. Рано утром дверь со скрипом отворилась, ее потрясли за плечо:
— Поднимайся, хозяин кличет.
— У, рыжая морда!
Варвара обрушила замок связанных рук Рыжему на голову. Хотела ударить еще, но управляющий перехватил ее руки. Тогда она пхнула Бориске ногой в живот, и тот, опешив от такого напора, хрюкнул и согнулся. Очухавшись, он кинулся с кулаками на девушку, заорав:
— Убью, ведьма!
Но управляющий Ефим обхватил его и оттащил в сторону.
Несмотря на ранний час уже было довольно жарко, и, судя по всему, к полудню солнце должно было припечь от души.
Губной староста сидел за столом и уплетал на завтрак пироги с рыбой, которые так хорошо готовила Марьяна. Увидев Варвару, Егорий заулыбался и потер руки. В нем чувствовалось какое-то возбуждение, не предвещавшее девушке ничего хорошего.
— Ну что, красавица, надумала, как полюбовника своего из леса выманить?
— Не знаю я, — всхлипнула Варвара. — Он говорил, что в деревню больше не придет. И вообще больше со мной встречаться не хотел, почуял опасность.
Врать она не умела, истинные мысли были написаны на ее лице, а уж что-что, а читать по лицам Егорий умел. Он улыбнулся своей обычной унылой улыбкой и обернулся к палачу, стоявшему в углу и глазеющему на улицу.
— Ну что, Фрол, готов?
— А как же?
— Ну, тогда давай, приступай.
— Ох, кожа какая! — запел старую песню палач. — Чувствительность хорошая, — это была его любимое профессиональное словцо, которым он козырял направо и налево.
Он снял со стоящего на краю стола подноса полотенце. Открылись большие щипцы, покрытые ржавыми пятнами. Там же лежали иглы, ножи разного размера, деревянные приспособления, нужные для того, чтобы дробить фаланги пальцев. Заметно было, что инструмент служил не просто для демонстрации, а использовался довольно часто.
Палач взял щипцы, щелкнул ими выразительно, и при этом на его лице появилась довольная улыбка, как у музыканта, берущего в руки хороший инструмент. Он подошел к девушке, взял ее крепко за руку. Варвара вскрикнула и потеряла сознание.
Очнулась она от того, что лицо ее крепко терли тряпкой. Она открыла глаза и увидела склонившегося над ней губного старосту.
— Очнулась, красавица. Жива, — он ласково похлопал ее по щекам. — Ох, какая же ты неженка. Ну, нельзя же так, Варвара. Давай, давай, приходи в себя. И не переживай ты так… Ну что, пришла в чувство?
Варвара с трудом приподнялась.
— Ну, вот и ладненько. Жива, здорова, в чувство пришла. Готовь, Фрол, щипчики. И водичку рядом поставь, ежели опять дурно сударыне станет. Водичкой ее, а потом снова щипчиками или угольками…
— Нет! — забилась в руках Егория Варвара.
— Конечно, нет. Не надо щипчиками и угольками… Такая кожа белая, зачем ее угольками? Совсем не надо угольками. Вот приведешь к нам разбойника — и никаких угольков не будет. Так ведь, красавица?
— Не знаю! Не хочу…
— Сведешь нас с ним — и никаких щипчиков. И Фрола к тебе не допущу. Зачем тебе этот Фрол нужен с его струментом поганым? Ты же приведешь разбойничка? Приведешь.
— Приведу, — чуть слышно произнесла Варвара.
— Что-то не слыхать тебя совсем.
— Приведу! — крикнула она.
— Ох, красавица моя, как же я рад за тебя, — глумливо осклабился губной староста.
На лице Фрола промелькнуло разочарование, но Егорий хлопнул его по плечу и чуть слышно шепнул:
— Ничего, будет для тебя еще работа.
Варвара будто и не сама говорила, а делал за нее это кто-то другой, а она, как казалось ей, со стороны наблюдала за всем этим. Она теряла ощущение реальности. Но как бы то ни было, а она как на духу рассказала извергам все — где встретилась с Гришкой, как он ее от беды уберег, где они сегодня встретиться договорились и в какое время.
— Ну что ж, — на лице губного старосты вновь появилось скучающее выражение. — Пошли к месту тому, поглядим, что и как.
Встреча должна была состояться через пару часов, и Егорий хотел до этого времени осмотреться на месте, продумать, как разбойника живым и невредимым взять. За буреломом овраг, за оврагом — озерцо, а за ним недалеко — поляна. Это и было условное место. Добрались туда быстро.
Варвару и губного старосту сопровождали четверо стрельцов. Они перешучивались, но заметно было, что предстоящее приключение им совсем не по душе. Они хорошо помнили, чем кончилась прошлая встреча с разбойниками.
— Хорошее место для засады, — оценил губной староста.
— Не скажу, что особо хорошее, — скептически возразил толстый стрелец-десятник.
— Нормальное. Рубите ветви, — приказал Егорий.
Вскоре стрельцы натаскали достаточное количество веток и разного лесного сору.
— Схоронитесь там и там, — указал Егорий места засад, и видно было, что в этом деле он понимает толк.
— Эх, земля-то холодная, — вздохнул десятник.