Если вы посмотрите на американскую официальную позицию, всё, что американские чиновники требовали от Шеварднадзе, — это проведение на определенном этапе новых выборов. Не было давления на Шеварднадзе со стороны Соединенных Штатов, чтобы он ушел в отставку. И администрация Буша на самом деле высоко оценивала роль Игоря Иванова, тогда еще министра иностранных дел, в урегулировании этой ситуации и его координированные действия с Колином Пауэлом.
Поэтому мне кажется, что несправедливо говорить о том, что Соединенные Штаты разыгрывали какие-то антироссийские варианты в Грузии. В период второй администрации Клинтона на Шеварднадзе оказывалось давление со стороны США. Грузинскому президенту давали понять, что если он сумеет объяснить Москве, что Россия больше не главный начальник в Закавказье, то он получит политические очки в Вашингтоне. Это прекратилось с формированием новых отношений между Россией и Соединенными Штатами при Буше и Путине. И если вы обратите внимание на новый тон Грузии в отношении России, на совместное патрулирование в Панкисском ущелье — все эти вещи произошли, я бы сказал, с благословления Вашингтона и, я бы даже сказал, при тактичном совете грузинским властям пытаться нормализовать отношения с Россией.
Но, конечно, есть много проблем. Есть в Америке круги, которые по-прежнему мыслят в категориях холодной войны. Есть люди, которым хочется выдавить Россию с постсоветского пространства. Есть группы, которым очень хотелось бы, чтобы между, допустим, Польшей и Россией лежала Украина, которая была бы буферным государством, враждебным России и способным предохранить Европу от российских орд. Есть такие группы, есть такие настроения, но, с моей точки зрения, не они определяют в целом политику новой администрации.
— Насколько в таком случае посол Майлз проводил самостоятельную политику?
Посол Майлз стал играть серьезную роль, когда уже разгорелся кризис и когда было ясно, что Шеварднадзе не в состоянии контролировать ситуацию. Исход грузинского кризиса, с моей точки зрения, был решен не в Вашингтоне, не в Москве и даже не в результате какого-то миролюбия Шеварднадзе, который боялся пролить кровь. Просто оказалось, что части грузинской армии и подразделения служб безопасности не готовы защищать Шеварднадзе, и, когда это произошло, исход ситуации в пользу Саакашвили был предрешен.
Вообще-то я согласен с этим. Майлз готовил мягкую передачу власти. Он действительно ее готовил, но, конечно, никакой идеи «революции роз» не существовало.
Все зависит от того, какова хронология событий. Потому что на каком-то этапе и Игорь Иванов, и Майлз, и российский посол в Тбилиси, очень сильный посол Владимир Чхиквишвили, который многие годы был советником-посланником в Вашингтоне, — все они играли серьезные роли. Но я сейчас пытаюсь сказать о другом. О том, что «революция роз» не была запланирована администрацией Буша. И она застала администрацию, как и всех остальных, врасплох.
— Многие политологи сейчас говорят о том, что Россия вообще не очень интересует Соединенные Штаты. Во многих случаях, когда Россия подозревает какие-то действия, направленные против себя, на самом деле ее просто не замечают. То есть, грубо говоря, кролика переехала машина, отдавила ему лапу, и кролик считает, что это целенаправленные действия, а на самом деле его просто никто не заметил. Так и Россия не играет какой-либо существенной роли в нынешней американской политике, и значение ее в общем не так велико. Насколько эта точка зрения распространена и насколько она адекватна?
— Россия больше не сверхдержава. Это очевидно. Она не сверхдержава не потому, что так решили Соединенные Штаты, а в результате событий, которые произошли в самой России и которые определяли сами россияне и руководители других советских республик. Россия не принимает активного участия в большинстве региональных конфликтов, за исключением постсоветского пространства. Россия не угрожает Соединенным Штатам. Россия — единственная страна, которая может уничтожить Соединенные Штаты, но мало кто в Америке думает, что это реальная угроза, и российский ядерный арсенал, в общем-то, воспринимают так же спокойно, как арсенал Англии и Франции. Было время в середине 90-х годов, когда боялись гражданской войны в России, опасались, что к власти придут радикальные силы — коммунисты или Жириновский. Но сейчас таких опасений ни у кого нет. И президент Путин дал Америке определенный заряд уверенности в том, что происходит в России. Политическая стабильность в России в этом плане делает ее, к сожалению, менее значимой для Америки. Россия перестала быть угрозой, но Россия не стала крупным партнером. Мне кажется, что процесс постепенно, конечно, идет в том направлении, когда Россию начинают воспринимать в качестве нормальной серьезной державы. Если бы вы задали вопрос, а много ли в Америке размышляют по поводу Великобритании или тем более Франции и Германии? Когда Франция и Германия особенно не мешают американским планам, американцы о них думают очень мало, за исключением периода летних отпусков. Так что я думаю, что есть доля правды в том, что американцы больше не зацикливаются на России, как они зацикливались на Советском Союзе. Мне кажется, что это нормальный процесс, который не должен россиян оскорблять и печалить.
Страх перед Россией уже не играет существенной роли. Посмотрите на американские комментарии по поводу политической ситуации в России. Кто-то критикует ограничения свободы печати, особенно телевидения, кто-то — методы проведения российских выборов, прежде всего в Чечне. Кто-то недоволен тем, что слишком много людей из спецслужб находятся в кабинетах власти. Но я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из серьезных людей в Америке сделал следующий шаг и сказал, что в силу всего этого Россия снова превращается в угрозу Соединенным Штатам. Этого не говорят. Говорят, что внутренняя политика России может представлять угрозу для демократии, о том, что в долгосрочной перспективе Россия может превратиться в угрозу своим непосредственным соседям, но не Америке.
— Вы знаете, как в России относятся к американской программе космических войн и к выходу США из Договора по ПРО 1972 года? Программа космических войн — не периферийная программа. При таком дефиците бюджета тратить гигантские средства на периферийную программу было бы в высшей степени странно. Может быть, это паранойя, но Россия рассматривает данную программу как способ нивелировать постсоветский ядерный потенциал. Размещение натовских самолетов в Прибалтике Россия также рассматривает как шаг, очевидно направленный против нее. Когда говорят, что все это делается для быстрого развертывания против терроризма, это звучит достаточно странно. Мы бы еще поняли, если бы это развертывание осуществлялось в Болгарии и Румынии, но против кого развертываться в Эстонии, буквально в нескольких километрах от Питера, России очень трудно понять. Как вы считаете, насколько оправданны все эти страхи?
— Делается ли все это как попытка оказать давление на Россию? Если вопрос ставится таким образом, у меня ответ однозначный. Нет. Существует много людей в гражданском руководстве Пентагона, которые, как мне кажется, имеют множество неоконсервативных фантазий о том, каким должен быть мир, и о том, какова должна быть мессианская роль Америки. Я с этими людьми решительно не согласен. Но даже от них я никогда не слышал не только в личных разговорах, но и в разговорах с теми, кто знает их очень хорошо, идею о том, что противоракетная оборона и расширение НАТО, допустим, в Прибалтику направлено против России. Такого я никогда не слышал. И я уверен, что это не так. С другой стороны, готовность расширять НАТО на Восток, готовность отменять Договор о противоракетной обороне, готовность советовать некоторым руководителям постсоветских государств организовывать такие группировки, как ГУАМ, которые явно направлены на то, чтобы сделать эти государства более независимыми от России, — все эти вещи показывают, что у определенной части американской элиты и определенной части администрации есть ощущение, что с Россией можно особенно не считаться. Мы знаем, что наши мотивы хорошие, мы ничего против наших российских партнеров не замышляем, а если у них есть какие-то неоправданные страхи, это их личное дело. Можно попытаться им объяснить, что не надо слишком волноваться, но менять из-за этого американские планы никто не будет.