Учитывая то, что Америка является сейчас единственной сверхдержавой, она должна дать понять, что американским союзником может стать лишь та страна, которая движется в демократическом направлении или уже является демократической. Это вполне естественно. Мы дружим обычно с теми, кто больше напоминает нас и кого мы больше понимаем.
Наверное, есть какие-то формы тоталитаризма и откровенной жестокости, которые Соединенные Штаты могут и, учитывая американскую исключительную роль в мире, обязаны предотвращать. Для меня таким примером было то, что сделал Гитлер в отношении евреев и многих других народов Европы. Для меня таким примером является то, что произошло в Камбодже, где убивали миллионы людей, включая детей и женщин, по расовому принципу, истребляли население городов по демографическому принципу. Для меня таким примером является то, что произошло в Руанде, где были перерезаны сотни тысяч людей по этническому принципу — опять-таки людей, не принимавших никакого участия в гражданской войне, ни в чем не повинных.
Я не хочу сказать, что это — форма распространения демократии, но это — форма борьбы с геноцидом, и мне кажется, что Соединенные Штаты имеют в данном случае особую ответственность. Хотя бы просто потому, что только Соединенные Штаты располагают мобильностью вооруженных сил, которая могла бы позволить быстро послать соответствующие контингенты в ту же Руанду, чего Америка, к сожалению, не сделала.
— Но, когда речь идет о демократии, прежде всего должны уважаться демократические суверенные права других народов, право идти своим путем, иметь свой цикл развития и совершать свои ошибки. На это могут возразить: ну а как же Германия и Япония, почему там Соединенные Штаты имели право насаждать демократию и почему в конечном итоге это сработало?
— Я на это отвечу. Во-первых, Германия и Япония были американскими врагами, с которыми Соединенные Штаты вели тотальную войну на протяжении нескольких лет. И, прямо скажем, не только Германия и Япония потерпели сокрушительное поражение, не только они сдались на милость победителя, но большинство населения настолько устало от этой войны, что было готово практически на любые условия, только бы вернуться к нормальной жизни. Это первое.
Второе — это то, что американцы именно потому, что это были бывшие тотальные враги, были готовы иметь там крупные оккупационные силы на протяжении длительного времени и тратить очень большие деньги, для того чтобы эти государства стали демократическими союзниками Америки.
Кроме того, в тот период была еще одна великая держава — Советский Союз. И не только Япония и Германия были тогда нужны Америке в качестве союзников, но и сами эти страны видели в Соединенных Штатах защитника против Советского Союза. Все это способствовало успеху демократического эксперимента в Германии и Японии.
Кроме того, и в той, и в другой стране были свои демократические традиции, традиции свободного рынка, не в той мере, в которой они, допустим, были в Америке или во Франции, но они были. А распространять демократию на районы, которые никакого демократического опыта не имеют, мне кажется, это занятие не только опасное, но и неблагодарное. Потому что, например, вы можете обнаружить, что те люди, которые придут в результате этой демократии к власти, окажутся радикалами с крайне антиамериканскими настроениями.
Приведу пример Египта. В Египте есть большие проблемы с демократией. Но вот у меня четкое впечатление, что если бы там провели выборы, то на место президента Мубарека пришли бы не реформаторы-либералы западного типа, а мусульманские экстремисты или по крайней мере мусульманские группы с сильной антиамериканской и антиизраильской ориентацией.
Я считаю, что Америка должна уважать свободный выбор других народов. Но вот толкать тот же Египет в направлении создания антиамериканского правительства — такая логика мне понятна.
— Я хотел бы обратить внимание на такой момент: вы сказали, что в Америке существует гражданская религия. Известно, что религии бывают двух типов. Бывают религии мессианские, в которых изначально заложен заряд их распространения, и бывают религии немессианские, такие как иудаизм, буддизм, в значительной степени, кстати, православие. В Америке с самого начала, хотя были люди, которые относились к этому с осторожностью, существовал заряд мессианизма.
— Мессианизм существовал всегда в американской гражданской религии свободы, как существовал в христианстве, в исламе. Но это лишь одно из течений. Недавно я перечитывал мемуары президента Ричарда Никсона и обратил внимание на его выступление по советскому телевидению в 1959 году, когда он посещал Американскую выставку в Москве. Ему предоставили возможность выступить по советскому телевидению. И он сказал в ходе этого выступления, что не имеет ничего против того, что Советский Союз верит в предпочтительность советской системы и что этой системе принадлежит будущее в мировом масштабе. Все, что Соединенные Штаты хотят от Советского Союза, — это чтобы не было попыток распространять свою систему на остальной мир, навязывать эту систему другим народам и чтобы СССР признал, что отношения между государствами должны строиться на понятии уважения к суверенитету других стран.
Эта идея не была уникальной идеей Никсона. Это была идея Джорджа Вашингтона, это была идея даже такого динамичного и волевого американского президента, как Рузвельт, это была идея Дуайта Эйзенхауэра.
В эпоху Рейгана мессианизм стал выглядеть как одна из ведущих сил реальной американской политики. Но при президенте Рейгане это было больше на уровне риторики, которая в значительной мере была направлена не на то, чтобы как-то запугать Советский Союз, а чтобы повлиять на американского избирателя, чтобы покончить с вьетнамским синдромом, чтобы сказать американскому избирателю: страшное время сомнений и самобичевания закончилось, мы верим в свободу, у нас есть цель, у нас есть ресурсы, наше дело правое, мы победим.
На уровне конкретной американской политики все было сложнее. Была, конечно, речь Рейгана «Империя зла», но, во-первых, это была речь перед христианскими проповедниками, где такая абсолютистская терминология вполне естественна. Во-вторых, я эту речь перечитал. По нынешним понятиям она очень умеренная, потому что в ходе этой речи Рейган говорит, что как бы мы ни называли друг друга («Советский Союз тоже называет меня империалистом»), это не означает, что мы должны вмешиваться во внутренние дела друг друга и что мы не можем совместно работать. Кстати, одна из первых вещей, которую сделал Рейган как президент, — отмена эмбарго, которое ввел в свое время Картер, на продажу зерна Советскому Союзу.
Я думаю, что мессианские мотивы действительно стали ведущей силой американской внешней политики при Клинтоне. Причем я виню не столько Клинтона, сколько новые настроения в обеих политических партиях Соединенных Штатов после распада Советского Союза, когда вдруг неожиданно стало ясно, что Америка стала единственной сверхдержавой, и когда казалось, что Америка может, что называется, «ходить по воде, не сильно замочив ноги», не расплачиваясь за это удовольствие большими деньгами и тем более большой кровью.
Мне кажется, что сейчас, после иракского кризиса, по этим мессианским настроениям нанесен существенный удар.