– Слушай меня, Аннемари! Нам на голову свалилась удача, которая решит проблемы с лошадью для Евы, с парнем и школой… Да вообще абсолютно все!
– Наверное, – бормочу я.
– Тогда почему у тебя такой кислый вид?
– Потому что Ева мой единственный ребенок, и других уже не будет. А я – никуда не годная мать.
– Ох, милая, успокойся! Ничто не может разрушить близость между вами. Посмотри, тебе уже сорок, а мы по-прежнему живем вместе.
– Мне еще нет сорока, всего тридцать девять! – Мутти только фыркает в ответ и машет рукой. – И потом до своего возвращения я двадцать лет жила вдали от тебя.
Осознаю всю мелочность и никчемность этих слов, но кому хочется выступить в роли сорокалетней неудачницы, всю жизнь просидевшей у маминой юбки?
– Думаешь, мне было легко отпустить тебя на тренировки с Марджори? – подается вперед Мутти.
Я хмурю брови. Странно, что я упустила такую важную деталь. Ни разу не пришло в голову рассмотреть ситуацию с этой стороны.
– Одно из самых трудных решений, что мне приходилось принимать в жизни, – вздыхает Мутти.
– Правда?
– Еще бы! Ты так рвалась уехать из дома и учиться у Марджори.
– Мутти, ты не виновата! Меня сильно огорчал папа.
– А мне было так обидно. И представь, что пришлось пережить отцу. Подумай только, признать, что Марджори как тренер лучше и твое место рядом с ней, а не с нами! Но отец поступил мудро, потому что пекся о твоем благе. И меня убедил, а ведь я не хотела тебя отпускать. Боялась, что Марджори займет в твоем сердце мое место. Разумеется, этого не случилось.
Я в изумлении смотрю на Мутти.
Она права. Я полюбила Марджори, мне нравилась жизнь в общежитии, тренировки и все, что нас окружало. До того как произошел несчастный случай. И вот я уже восемнадцать лет не общаюсь с Марджори, а сижу в гостиной с Мутти, и нет для меня человека роднее.
– Милая, Ева влипла в неприятную историю. Дело серьезное.
– Думаешь, я не понимаю?
– Единственный выход – увезти девочку отсюда. Не хочешь, чтобы она жила с Роджером? И не надо. Действительно, это слишком далеко. Но Натали – другое дело! Где она работает, в Колумбии?
– Да. – Я старательно изучаю сложенные на коленях руки.
– Не больше часа езды. Умоляю, позвони ей скорей!
– Хорошо, Мутти.
– Обещаешь?
– Да. Обязательно позвоню. Ведь с тех пор как она мне звонила, многое изменилось.
Мутти энергично кивает, и я вижу, как колышется вино в ее бокале.
– Правильное решение. И, несомненно, лучшее в мире противоядие от влияния скверных мальчишек. Вот увидишь, оно спасет Еву.
– Если только она не сломает шею.
– Прекрати, Аннемари! – возмущается Мутти.
– Ладно-ладно, прости. – Я выпиваю до дна второй бокал, и на сей раз Мутти больше не наливает.
* * *
Ева возвращается домой в половине двенадцатого, заходит через черный ход, вешает на крючок куртку и сразу поднимается наверх. Мы с Мутти переглядываемся и дружно направляемся к вешалке.
Поднимаю рукав куртки и принюхиваюсь: нет, пахнет только табаком. Слава богу!
Мутти тоже настороженно водит носом.
– Да, сигареты, – кивает Мутти. Она роется в левом наружном кармане и извлекает пригоршню всякой всячины. Разжимает ладонь и разглядывает две мятные жевательные резинки, несколько монеток и мятый клочок бумаги, который аккуратно разглаживает.
– Билет в кино на сегодняшний вечерний сеанс.
– Слава богу! – повторяю я, засовывая руку в правый карман.
В этот момент звонит телефон.
– Я отвечу, Мутти.
– Ладно. – Пожав плечами, Мутти складывает вещи обратно в карман. – Раз все прояснилось, я иду спать.
– Спокойной ночи, Мутти.
Она выходит в коридор, а Харриет, которая до сих пор возлежала на спине и дремала, поднимает голову. Собака размышляет, стоит ли сопроводить Мутти и, в конце концов, решает остаться со мной. Она откидывает назад голову, обнажая в оскале зубы, и с облегчением вздыхает.
– Ах, моя милая девочка! – воркую я и глажу Харриет. – Ты ведь любишь свою хозяйку, верно?
Прижимаю к уху телефонную трубку.
– Привет, секси!
– Дэн! Где ты? Уже вернулся? – Я прислушиваюсь, к потрескиванию в трубке. Значит, Дэн говорит по сотовому, но шума дорожного движения на заднем плане не слышно. И это добрый знак.
– Еще нет.
– Ох, Дэн. – Чувствую, как начинает дрожать нижняя челюсть. Сейчас не выдержу и разрыдаюсь. Дэн так долго отсутствовал, а мне сейчас так нужно, чтобы он был рядом!
– Видишь ли, мы с Майком проехали две тысячи миль, по очереди вели машину. И всю дорогу в течение восемнадцати часов я мечтал поскорее добраться до дома и улечься в кровать. Но когда мы добрались до места, я вдруг понял, что нужная мне кровать находится не здесь…
– Что? – настораживаюсь я. – Дэн, да где же ты?
– А ты? – задает он встречный вопрос.
– Разумеется, дома.
– Где именно?
– На кухне.
– Тогда выгляни в окно.
Я бросаюсь к окну, но телефонный шнур сдерживает мой порыв. И тогда, поднявшись на цыпочки, я заглядываю поверх кружевной занавески, повешенной Мутти.
На стоянке в лунном свете поблескивает крыша грузовика, на котором приехал Дэн.
– Я думал, ты уже спишь. Хотел сделать сюрприз. Ты что, превратилась по моей милости в ночную сову?
Уже на полпути к конюшне вспоминаю, что бросила Харриет, и после минутного размышления возвращаюсь за собакой.
* * *
Мы с Дэном лежим в постели, тесно прижавшись друг к другу. Темно-красное пуховое одеяло сбилось, и скоро придется его расправлять, а пока нас согревают отблески страсти.
Харриет пристроилась у меня за спиной и сгорает от желания улечься между мной и Дэном. Наши ночные развлечения ее тревожат. Собака не понимает, чем мы занимаемся, но точно знает, что в ее участии не нуждаются, и это ей не по душе. Всякий раз когда мы заканчиваем заниматься любовью, Харриет долго не может прийти в себя.
Она кладет голову мне на шею, и ее нос оказывается между нашими лицами. Собака прижимается слишком сильно и давит на трахею, так что приходится отпихивать ее в сторону. Но Харриет не сдается и снова отвоевывает себе место в постели.
– Итак, что тебя заставило поменять решение? – допытывается Дэн и, не обращая внимания на собаку, ласково поглаживает меня по спине.
– Ты о чем?