– Ты больше там не живешь.
– Все равно, – упрямится Ева. Будто я хочу показать ей какую-то гадость!
– Ладно, так и быть. Но когда мы доберемся до Старика-Горы, я тебе его непременно покажу. И обещай не капризничать.
– Как хочешь, – упорствует Ева, отвернувшись к окну.
– Ты хоть представляешь, что это такое?
– Нет, – с равнодушным видом заявляет дочь.
– Старик-Гора – символ нашего штата. На склоне горы видно морщинистое лицо. Посмотри, – обращаюсь к дочери и показываю на профиль, изображенный на дорожном знаке, мимо которого мы проезжаем. – Или взгляни на табличку с номерными знаками на машине, что едет перед нами. Это и есть Старик-Гора.
– Вот эта фигня? Нашла чем удивить! Я видела его тысячу раз.
– Своими глазами?
– Нет, – кривит губы Ева.
– Скажи, Ева, за что ты на меня злишься?
– А ты как думаешь, мамочка? – огрызается она.
– Потому что пришлось ехать вместе со мной?
– Скажи, какая сообразительная!
– Прекрати паясничать! – взрываюсь я. – У меня сегодня отвратительное настроение.
Лицо дочери принимает удивленное выражение.
Вцепившись пальцами в руль, веду машину в полном молчании.
– Лучше расскажи, что у тебя стряслось, – кротко просит Ева.
– Ты о чем? Не понимаю.
– Ну, начать с того, что сегодня утром ты опоздала на целый час. Твое лицо сплошь покрыто противной сыпью, и создается впечатление, что ты проплакала всю прошлую ночь. И, по-видимому, с воскресенья не причесывалась. Правда, впервые в жизни на твои ногти приятно посмотреть.
– Сделай одолжение, Ева, закрой рот, хорошо? Просто заткнись, поняла?
Ева сердито пыхтит и снова отворачивается к окну.
Несколько минут никто из нас не нарушает гнетущего молчания. Никому в жизни я так не грубила и не говорила «заткнись». Вернее, мысленно я произносила это слово много раз в отношении разных людей, а вслух – никогда! Тем более в адрес дочери.
Не знаю, как загладить вину и завязать с Евой разговор, и от этого страдаю еще больше. Вдруг она наклоняется и показывает на дорогу:
– Эй, мама, посмотри! Лягушка!
Действительно, кто-то расписал лежащий у обочины булыжник в виде лягушки.
Поведение дочери столь необычно, что я теряю дар речи и лишь тихо фыркаю.
– Глянь, ма, библиотека! – снова кричит через пару минут Ева.
Я устремляю на нее предостерегающий взгляд, хотя в душе страшно благодарна. А Ева, развалившись на сиденье, озорно улыбается.
Через некоторое время она снова машет рукой у меня перед носом:
– Мамочка, не пропусти! Школьный автобус! Да не один, а целая шеренга!
В конце концов, я не выдерживаю и смеюсь вместе с дочерью:
– Ладно-ладно, уймись. Но на Старика-Гору придется посмотреть, когда мы до него доберемся. Рядом находится озеро, и, когда восходит солнце, профиль виден особенно отчетливо. И озеро тоже получило название Профиль.
– И все же, что с тобой стряслось? Только не обманывай и не говори, что все отлично. Я же вижу, у тебя неприятности.
– Вчера был тяжелый день, – роняю я, не отрывая глаз от дороги.
Всплеснув руками, Ева закрывает ладошкой рот:
– Ой, с днем рождения, мамочка!
Я по-прежнему не смотрю на дочь.
– Не из-за меня же?
– Ты о чем?
– Почему ты расстроилась? Потому что я забыла вовремя поздравить?
– Да нет же. Вернее, неплохо бы и вспомнить о мамином дне рождения, но в моем плохом настроении ты не виновата.
– Неужели Дэн что-нибудь натворил? Нет, не может быть! – Ева оглядывается по сторонам, будто только сейчас заметила, что Дэна в машине нет.
Я набираю полные легкие воздуха и на выдохе цежу сквозь зубы:
– Разумеется, нет. Он поехал в Канаду за очередной партией лошадей. И вообще, вряд ли мы его увидим в обозримом будущем.
Новость сражает Еву наповал, и некоторое время она не может прийти в себя от потрясения.
– Ох, мамочка, значит, вы разругались, да? Какая жалость!
Чувствую, как лицо искажает горестная гримаса, пару раз шмыгаю носом, чтобы снова не разреветься. Но слезы уже катятся по щекам, и приходится смахивать их рукой. Ясно, очередная истерика не за горами, если срочно не принять меры. Изловчившись, вытираю нос о плечо и хриплым голосом выдавливаю:
– Давай немного помолчим, хорошо?
– Конечно, мамочка. Как скажешь.
Смотрю на дочь краешком глаза и вижу, что она не сводит с меня пристального взгляда. Лицо у нее встревоженное, лоб наморщен. Ее поведение меня беспокоит. Огорчается Ева нечасто. Особенно из-за меня.
* * *
Я погружена в печальные мысли и не замечаю, что мы уже подъезжаем к Старику-Горе. Прихожу в себя, когда вижу озеро Профиль. Понимаю, что если заговорю, то снова расплачусь, а потому молчу. Через несколько секунд озеро остается далеко позади.
– Ну и где же этот знаменитый Старик-Гора? – обращается ко мне с вопросом Ева.
– Мы уже проехали мимо него, – сообщаю я откашлявшись.
Изумлению дочери нет предела.
– Отсюда Старика-Гору как следует не рассмотреть, – сообщаю я, стараясь говорить безразличным тоном, чтобы вконец не напугать девочку. – Посмотрим на него на обратном пути.
* * *
Подъезжаем к отелю, и тут выясняется, что либо придется парковать машину в заднем ряду, либо платить десять долларов за обслуживание. Когда я бронировала по телефону номер, мне сказали, что он последний. Что ж, меня не обманули.
Решаю раскошелиться и заплатить за обслуживание машины. Меня сильно смущают пластиковые пакеты на заднем сиденье и уродливая сыпь на лице, так что привлекать к себе внимание нежелательно.
Я выгружаю из машины вещи, а Ева лениво потягивается и зевает. Ей и в голову не приходит прийти на помощь.
Вытаскиваю выдвижные ручки на чемоданах дочери и накручиваю на них пакеты в надежде придать им устойчивость. Кроме того, они не будут так сильно бросаться в глаза. Опасаюсь, что из-за проклятых пакетов меня могут принять за побирушку. На худой конец, если в вестибюле возникнет неловкая ситуация, продемонстрирую ухоженные руки без обручального кольца. Бездомные не щеголяют идеальным французским маникюром.
Нашей маленькой машины не видно за рядами внедорожников. Я пробиваюсь к тележке для перевозки багажа, оттолкнув плечом стоящую впереди женщину, и укладываю вещи. Потом волоку тележку в вестибюль и становлюсь в очередь к стойке регистрации.