— Указательным пальцем осторожно проведите по вульве. Можете ли вы сказать, что одна сторона чувствительнее другой? — спросила я.
— Левая.
— Это интересно. Это обычное явление для женщин — и для мужчин тоже — что одна сторона реагирует на прикосновение больше, чем другая. Это абсолютно нормально. Возможно, это как-то связано с тем, что левая сторона внутренней губы длиннее, а может быть, и нет.
— Знаете, могу предположить, что у женщин в вашей семье такая же форма половых губ, — добавила я.
— То есть это семейное?
— Возможно.
Шаг за шагом Мэри Энн привыкала к своей вульве и утверждалась в мысли, что неровная форма не означает, что есть какой-то дефект.
Я попросила ее ввести указательный палец до первого сустава во влагалище и коснуться точки G.
— Боюсь, у меня ее нет, — сказала Мэри Энн.
— Не все женщины настолько чувствительны в этой области. Об этом много говорят, поэтому кажется, что это должно быть так, но обратный эффект — это так же естественно. Это ведь не значит, что у всех что-то сломалось. Гениталии выглядят по-разному и по-разному чувствительны, несмотря на то, во что нас хотят заставить поверить..
Мэри Энн ввела во влагалище указательный палец.
— А теперь согните его в сторону лобка и осторожно проведите пальцем, чтобы почувствовать, отзывается ли какая-то зона на прикосновение больше остальных. Если нет — волноваться не стоит. Как я уже сказала, не у всех точка G настолько чувствительна.
Мэри Энн сделала то, что я ее просила, и произнесла:
— Наверное, я именно из таких женщин.
— И это совершенно нормально.
Мы изменили позу и развели наши ноги.
— Интересно, заметил ли мой муж, что у меня неровные губы? — сказала Мэри Энн.
— Как вы думаете, вы могли бы уже поговорить об этом с ним? — спросила я.
— Думаю, теперь могла бы. Раньше я думала, что он уже давно заметил, и не хотела это подчеркивать.
Мэри Энн немного изменила свой угол зрения. Я думаю, что два этих упражнения помогли ей в этом.
В тот день я сказала ей на прощание, что, если у нее остались какие-то вопросы, если она почувствует, что ей нужна моя помощь, она всегда может мне позвонить. Вечером я позвонила Джоди, чтобы рассказать о нашем последнем занятии.
Несколько месяцев спустя мы с Джоди разговаривали по поводу другого клиента. Она рассказала, что Мэри Энн все еще ходит к ней и что потребуется время для того, чтобы она полностью избавилась от комплексов по поводу своей внешности, но она больше не считает, что корень зла в неровной вульве.
У нас с Майклом почти неделю не было секса. Для некоторых пар это оказалось бы незамеченным, но в нашем случае это был тревожный симптом. Мы жили в Калифорнии уже около года, и внезапно наша сексуальная жизнь остановилась. Когда я пыталась поцеловать или обнять его в постели, он говорил, что хочет спать, и поворачивался ко мне спиной.
Майкл, который слишком устал и не может заниматься сексом, это все равно что рыба, которая слишком устала и не может плыть. Я помнила, как после десяти часов работы в больничном кафе он приходил домой и мы часами занимались любовью. Первые две ночи я старалась убедить себя, что он действительно устал.
Наверное, ему нужна передышка. Но когда я получила отпор в пятый раз, то поняла, что причина в другом..
На шестой день моего невольного воздержания я пошла на занятие йогой. Под конец, когда мы лежали в позе трупа — ноги раскинуты, ладони вверх — на плоском резиновом коврике, я начала плакать. Тревога нахлынула на меня, как поток, вышедший из берегов. Шесть дней без секса — это предвещает беду. Неужели это первая стадия полного разрыва.
Способ, который Майкл избрал, чтобы высвободиться из этих отношений?.
— Глубокие вдохи. Не забывайте дышать, — изящная преподавательница по йоге ходила между рядами распростертых на полу учеников.
Я не могла дышать, потому что от слез потекли сопли. Я села, потом встала, прошла к двери, возле которой мы оставляли обувь, всунула ноги в туфли и ушла. По дороге домой я решилась поговорить с Майклом. Мне необходимо было знать, что происходит. Даже если оправдаются мои худшие опасения, я по крайней мере буду знать, что происходит, не предаваясь тревожным раздумьям, которые не отпускают меня даже во время йоги..
Когда я пришла домой, Майкл уже уложил детей спать и мыл посуду на кухне. Я подошла к нему и обняла сзади. Он смыл мыльную пену с рук, потом выключил воду и изогнулся, высвобождаясь из моих объятий. Он сделал несколько шагов по кухне с поднятыми руками, пока не взял полотенце.
— Майкл, нам нужно поговорить, — сказала я.
— Хорошо, — ответил он и сел за стол.
Я села напротив.
— Что происходит? Почему мы не занимаемся сексом?
Майкл объяснил, что чувствует слишком большое давление, потому что инициатором секса становлюсь обычно я.
— Когда я захочу, я сам начну, — сказал он.
Его слова обрушились на меня, как гром среди ясного неба. Сначала я почувствовала себя униженной. Неужели он дает мне понять, что не хочет заниматься со мной сексом. Он обвиняет меня в том, что я «озабоченная», как когда-то выразился Джон, мой школьный бойфренд. Я думала, что у нас такая традиция, но вдруг оказывается, что это неправильно — хотеть секса и становиться его инициатором.
Я старалась сохранить хладнокровие, но снова разрыдалась..
— Помнишь, в Бостоне я сказал тебе, что не способен быть моногамным?
Еще бы не помнить! Майкл сказал мне это, когда мы впервые переспали. Но мне всегда хотелось думать, что всепоглощающая сила моей привязанности сделает его однолюбом.
— Так вот, не хочу больше быть моногамным. Мне нужен стимул.
Стимул? Мне казалось, что из меня выбили дух. Он показал на выпуск газеты «Беркли Барб», которая лежала первой в стопке прессы на столе.
— Видела? Там есть объявления для свингеров.
Мне не потребовалось много времени, чтобы понять — Майкл говорит об «открытом браке». Меня охватили противоречивые чувства. В 1970 году традиционный брак был одним из институтов, подлежащих пересмотру. По правде говоря, мне было бы любопытно попробовать с другими мужчинами. Мне было только двадцать пять.
Я наконец отбросила свои религиозные сомнения и стыд, я жила в сердце сексуальной революции, в Сан-Франциско. Часть меня хотела расстаться с обязательствами, которые накладывает брак, другая часть была в ужасе от перспективы потерять Майкла. Но если я откажусь, не оттолкнет ли это его еще больше. Я поразмыслила и поняла, что сделать брак открытым — единственная возможность сохранить его..
В ту ночь, наблюдая, как грудь Майкла поднимается и опадает в ровном ритме его дыхания, я размышляла над нашей жизнью, над тем, какой я хотела ее видеть и какой она была в действительности. Я вспомнила, как однажды в Бостоне, когда мы почти всю ночь проговорили в нашей квартирке втроем с Майклом и его другом Роном, речь зашла об изменах.