Я злорадно хмыкнул. Асмер поморщился, ухватил меня за плечо.
– Пойдем, чего уставился? Ишь, расстоялся здесь. Сейчас в церковь, а потом... вообще-то ты дурак, что приехал. За тобой надо вытирать сопельки, а у меня на это нет времени. Да и ни у кого нет. Первые трое суток я запрещаю тебе вообще выходить из помещений, понял? Потом...
Он заколебался.
– А потом? – переспросил я едва слышно.
– Потом разрешаю выход во двор, – отрубил Асмер. – И все! Да и то ходи под стенами, смотри на небо, под ноги и по сторонам. Понял? Одновременно.
Мы пересекали двор, на другом конце из-за домов выглядывала устремленная к небу остроконечная крыша огромного величественного костела. Костел строгий, отделанный с превеликой тщательностью, без нелепых украшений, варварской роскоши. Невольное благоговение медленно, но верно начало заползать в душу. Это храм воинов, воинов креста, что несут свою веру с исступлением, в любой миг готовы отдать жизни за ее торжество.
Дверь небольшого закопченного помещения отворилась, оттуда вырвались клубы дыма, пахнуло жарким воздухом. Вышел толстый жилистый мужик в кожаном фартуке, взмокший, раскрасневшийся.
– Асмер, – сказал он жизнерадостно, – так ты цел? А рассказывали...
Его маленькие глазки подозрительно уставились на меня.
– А это кто? Асмер, да его ж тут куры заклюют. В жизни не видел, чтоб с такой могучей фигурой, да так по-коровьи. Или у него какая-то болезнь? Парень, ты по ночам не дергаешься?
Я оглядел себя. Панцирь на мне, понятно, посечен, но на поясе молот, а из-за плеча выглядывает рукоять длинного меча. Так что я не совсем уж и корова.
Асмер хлопнул кузнеца по плечу:
– Ты потом подбери ему что-нибудь, хорошо? А сейчас нам надо идти. Не удивляйся! Дик из таких краев, где если и держали в руках топор, то разве что плотницкий!
Оружейник с немым изумлением смерил Асмера с головы до ног.
– Никогда не понимал твоих шуточек.
Асмер невесело рассмеялся:
– Есть такие королевства, есть. Их можно брать голыми руками. А рыцари там носят тоненькие позолоченные доспехи, сам видел. Ткни пальцем – пробьешь насквозь. Зато блестят! Перед бабами вышагивают гордо, как петухи.
Кузнец завистливо вздохнул:
– Так чего мы здесь сидим? Поедем в те королевства! Ты ж дорогу знаешь. И тож будем, как петухи. Эх, какой жизнью заживем!
Он расхохотался мощно и раскатисто. Асмер хмуро улыбнулся. Я смотрел на их лица, не сразу понял, что кузнец так пошутил. Асмер понимает, что пошутил, вон в его глазах, да и во всей фигуре кузнеца абсолютнейшее презрение к мужчинам, что не на переднем крае борьбы с врагом. И даже к женщинам, что не являются боевыми подругами настоящих мужчин на переднем крае.
Воздух вздрогнул и колыхнулся от тяжелого удара в огромный колокол. Медный звон еще стоял в теплом воздухе, а двор наполнился криками, возгласами. Я различил скрип взводимых баллист, простучали конские копыта.
Асмер звонко шлепнул ладонью по рукояти топора.
– Что случилось? – вскрикнул он – Вроде б к обедне рано...
– Какая обедня, – огрызнулся кузнец. – Неужто сумели обрушить часть северной стены? Это значит, всем, кто сейчас не на башнях и не охраняет ворота, бегом туда!
Последние слова я едва услышал, мчался со всех ног за Асмером. Крики раздавались с той стороны замка. В лицо пахнуло запахом горелого мяса. На каменных плитах догорали остатки странных животных, а десятка три мужчин в кожаных доспехах спешно заделывали пролом в стене. Дыра на самом деле невелика, два-три человека едва ли протиснутся плечом к плечу, даже пригнувшись, но страшно то, что все же сумели обрушить часть стены...
С десяток лучников быстро и часто натягивали тетивы. Стрелы исчезали в небе, еще десяток мужчин поспешно забивали пролом каменными глыбами, кирпичами и булыжниками, заливали быстросхватывающим раствором из яичных желтков и свежего творога. Один оглянулся, я увидел бледное, измученное лицо, донесся сорванный ветром и треском крик:
– Камней! Не хватит!
– Мы посторожим! – крикнул один из лучников. Я быстро сориентировался, порожняя телега смотрела прямо в лицо задранными оглоблями. Мои ладони на бегу ухватили отполированное дерево, поднатужился, колеса заскрежетали по камням. Я сделал крутой разворот, бегом дотащил телегу до кучи камней. Набежали мужчины, быстро забросали, кто-то ухватился за оглобли, но я тащил с такой мощью, что помогающие рассыпались, я слышал сухие щелчки, вскрики. Дважды на каменные плиты рушились грузные тела крылатых, зверей.
У пролома заканчивался короткий бой. Двое оттаскивали тяжело раненного, еще один, прыгая на одной ноге, ушел от стены и прилег в тени. К нему подбежали женщины с белыми тряпицами. Я затормозил, выставив вперед ноги и упираясь в камень. Тяжело нагруженная телега толкала с такой силой, что ударилась оглоблями в стену.
– Вовремя! – крикнул один из мужчин. – Давайте раствор!
Сам он, поднатужившись, схватил самую большую глыбу, побагровел, руки едва не разжались, но удержал, перевалил глыбу через борт и, тяжело ступая, отнес в самый пролом. У меня в голове стучали молоты, горячее дыхание обжигало горло. Пот струился ручьями, я почти на ощупь взял другую глыбу, справа и слева множество рук расхватывало камни, булыжники, а когда я вернулся за другой глыбой, оттуда уже вытащили последние.
Кто-то крикнул на бегу одобрительно:
– А ты здоровый, парень!
Я все еще тяжело дышал, удивлялся, что не восторгаются моим подвигом, как тяжелый удар в грудь сбил с ног. Немыслимая тяжесть расплющила, дыхание вылетело, как брошенный из пращи камень. Прямо перед лицом щелкнули страшные зубы. Я застыл, но тварь почему-то перестала дергаться, и я с невероятным трудом свалил ее с себя.
Рядом звенело железо, страшно рычали звери и кричали люди. Пролом уже заделали, а твари, что успели пробраться раньше, в бешенстве бросались на людей. Зверь, что подмял меня, был пронзен двумя стрелами, вдобавок череп от затылка был разрублен топором почти пополам.
Я лежал, на глаза навернулись слезы. Какого черта, я никогда не был тем идиотом, что в железе и с мечом в руках носится с толпой себе подобных в лесах Подмосковья, сражаясь с толкинистами и прочими гномо-эльфами, а тут это выпало именно мне! Наяву.
Ноги дрожали, я поднялся и потащился по направлению к центру города, уж там-то не дерутся, как на Васильевском спуске. Каменная стена стала неузнаваемой из-за черного пятна копоти, что почти от земли и достигает крыши. Я с содроганием видел, что в середине пятна камень расплавился, как воск на солнце и даже потек сосульками, тут же, впрочем, застывая.
Недалеко от ворот зияла огромная яма. Народ толпился, снизу им подавали ведра и бадьи с землей, люди бегом несли к воротам и высыпали, устраивая защитный вал. Что поразило: при эдакой спешке все работают молча, быстро, сосредоточенно, ни одного лишнего движения, хотя вряд ли такие ямы среди улицы выкапывают часто.