Долгое время ехали молча. Я пытался представить себе жизнь в Пограничных землях, но выходило что-то вроде линии, где Россия соприкоснулась с мусульманским миром. Оттуда надвигается нечто непонятное, злое, истребляющее наш мир, а мы только слабо отбиваемся, ропщем, мечтаем как-то уцелеть, обойтись без драки, сами увиливаем от стычек и детей отмазываем от армии.
Конь под Бернардом тревожно фыркал, прижимал уши, будто увидел огромного волка, храпел. Я посмотрел на Бернарда и ужаснулся. Лицо старого воина потемнело от внезапного гнева, глаза засверкали, а верхняя губа приподнялась, показывая крупные желтые зубы, уже основательно стертые, но все еще ровные и крепкие.
– Мразь... Мерзавцы!.. Хуже даже не Тьма, с которой сражаемся. Там все понятно. Но когда удар в спину!
Он задохнулся, каменное лицо изломала гримаса. Мне почудилось, что трещины вот-вот пойдут глубже, раздастся треск, посыплются гранитные осколки. Бернард злыми глазами смотрел прямо перед собой, вдруг вздрогнул, потер рукой в железной перчатке грудь.
Асмер сказал мне негромко:
– Это он о королевстве Мордант.
– А что это?
– Соседи. В прошлом ими правили знатные рыцари. Хороший рыцарский род... Конечно, мы всегда соперничали, набирая силу. Мы начали одновременно строить замки, крепости, плечом к плечу дрались с нечистью. Ну, не мы сами, а наши прадеды-переселенцы. А потом, когда оттеснили нечисть, то, понятно... Понятно?
– Нет, – признался я.
– Начали воевать друг с другом, – объяснил Ас-мер. – А как же иначе? Сперва в торговле, на турнирах, а потом и потихоньку баловались набегами... Но если мы все в рамках рыцарства, даже в набегах то они, надеясь с нами покончить, вступили в союз с Темными силами!
Я ахнул.
– Да как они... могли?
– Человеческое тщеславие – страшная вещь. Но сейчас у нас мощи святого Тертуллиана, к тому же... не знаю, можно ли тебе это сообщать, но мы везем доспехи и оружие, скованные лучшими оружейниками империи!.. Мы разобьем Мордант, разрушим их замки и крепости, а на том месте заставим вспахать землю и засеять рожью!
Асмер задохнулся от ярости, как до этого Бернард. Похоже, везде соседа ненавидят больше, чем дальнего врага. Я слышал его шумное дыхание, потом Асмер сказал отрывисто:
– Что-то повозка отстает... Подожду.
Бернард кивнул. Дальше мы ехали некоторое время молча стремя в стремя. Дважды Бернард задирал голову, глаза обыскивали небо, но и тогда лицо оставалось злым и суровым, словно он смотрел в наполненную гадами пропасть.
Я с сочувствием глядел в немолодое лицо. Скала скалой, но все же прошлые схватки, битвы, сражения, просто тяжелые походы и ночевки у костра оставили свой след. Как на лице, так, возможно, и на сердце. А сердце – это инфаркты, ишемия, недостаточность, давление...
Тяжелые брови старого богатыря сомкнулись на переносице. Глаза потемнели, смотрят вперед невидяще. Возможно, вспомнил о погибших, о тех, кому предстоит погибнуть.
Я сказал негромко:
– Но если жизнь там так ужасна, Бернард, ты, можно сказать, свой долг перед человечеством выполнил. На тебе шрамов больше, чем на молодом щеголе пуговиц.
Он взглянул исподлобья, с подозрением.
– О чем ты? Что за дурная привычка говорить издалека, как будто готовишь удар в спину!
– В моих краях, – сказал я торопливо, – есть обычай, что людей, которые очень много трудились или воевали, а потом уже постарели, но даже если еще в состоянии пахать или держать меч, их все равно отпускают на покой. Покой – это когда они в тепле и достатке, уже не подвергают себя лишениям. Они, понимаешь, уже заслужили отдых!
Послышался топот, на красном коне выметнулся из-за зеленого леса и пошел догонять нас такой же красный, как и конь, шар. Если бы не торчащие из-под шлема длинные красные волосы, не красная всклокоченная борода, я все равно узнал бы Рудольфа, только у него красный щит, красные штаны и даже сапоги красные.
Конь готов был мчаться дальше, но Рудольф остановил его подле нас. Рот распахнулся, Рудольф хотел что-то сказать или сострить, но, увидев суровое лицо Бернарда, захлопнул рот с таким стуком, что конь пряднул ушами.
Бернард покачал головой.
– Что у вас за края... То-то ты весь странный. Я не подлый наемник, Дик! А наемники, запомни, все подлые. Все. Не подлых не бывает. Я не наемник, который дерется за плату, чтобы потом на отдых... Нет ни покоя, ни отдыха тем, кто защищает родину, добро, имя господа. Мы отдаем себя целиком, только так можно и надо.
Рудольф зевнул, сказал с полнейшим равнодушием:
– Бернард, оставь. Он не понимает. Он думает, что смысл жизни в благополучии. А для мужчин это прозябание. Да и вообще для людей. Ну и что, если мало кто из нас доживет до седых волос вообще? И что никто еще не умер в постели от старости? Человек все равно умрет! Даже короли мрут как мухи. Так не лучше ли прожить красиво?
Я опустил глаза. Мое поколение, которое уже выбрало пепси, это прожить красиво понимает иначе.
– Там Ланзерот подстрелил оленя, – сообщил Рудольф. – Пока подъедет повозка, мы успеем освежевать!
Еще сутки пути, а вечером Ланзерот едва ли не впервые обратился ко мне, хотя голос звучал все так же холодно и недружелюбно:
– Все. Там за холмами последнее мирное село, куда все еще не дотянулись Черные силы. Но даже здесь ты не будешь в безопасности. Бернард, везти дальше этого молодого простолюдина – гибель.
Бернард кивнул:
– Да, я ночью об этом уже думал. Оставим. Дик, ты слышал?
Я ответил мертвым голосом:
– Слышал.
Принцесса сказала ласково:
– Дик, я освобождаю тебя от присяги служить мне и повиноваться мне. Ты свободен.
Священник осенил меня крестным знамением. Глаза его так и впились в меня. Ожидал, наверное, что закричу страшным голосом, меня охватит пламя или превращусь в черта с рогами и длиннющим хвостом. Но хотя ничего не случилось, острое лицо отца Совна-рола осталось таким же злобным и подозрительным. Ты защитился какими-то заклятиями, говорил его взгляд, но сила божья со мной, и я тебя, проклятое исчадие ада, все равно обращу в прах!
Солнце опускалось к горизонту, Ланзерот выехал вперед, высматривал место для ночлега. Я вертелся в седле, чувствуя странный зуд. Очень уж узнаваемые холмы и овраги тянулись справа и слева. Мучило странное ощущение, что когда-то я уже все это видел. Сердце стучало все чаще. Бернард поглядел с сочувствием, буркнул:
– Ты будешь жить долго и счастливо. А это... это все забудется.
Я ответил невпопад:
– Сэр Бернард, если найду по дороге меч, мне позволят его оставить себе?
Бернард двинул тяжелыми плечами.
– Нет, конечно... Все, что найдет простолюдин, принадлежит его владельцу.