Наркомовский «ЗИС» тарахтит у подъезда. Водитель выскакивает и открывает дверцу:
– Здравия желаю, товарищ Зелен.
– Почему ты, а не Васильченко?
– Васильченко дежурит на крыше наркомата. Зажигалки тушит, – отвечает шофер. Заместитель наркома прекрасно понимает: дело не в зажигалках, незнакомый водитель – очередной посланник ведомства вездесущего Лаврентия Павловича.
Через двадцать минут Зелен дома. Чистое белье, пара рубашек, штатский костюм, что со времен его работы в наркомате иностранных дел висит в шкафу. На сборы десять минут. Обнимает Клаву, гладит по голове спящего Мишеньку.
– Зря не спустились в убежище, – выговаривает он жене.
– И ты бы ушел из пустого дома?
– Чего мне сделается? Ты же знаешь, я Вечный жид. – Зелен смотрит на часы: – Пора, Клавочка. Машина внизу.
Она прижимается к мужу, трется о его щеку своей щекой. Он колючий. Брился утром, к ночи щетина отросла. Ей немного больно, но так хочется испытывать эту боль как можно дольше. Супруг отстраняет Клаву, сдергивает с вешалки плащ. Небольшой чемодан уже собран. Она грустными синими глазами смотрит на этот чемодан. В короткие командировки Моисей ездит со своей неизменной офицерской планшеткой. Чемодан – признак разлуки долгой. Куда отправляется муж, она не спрашивает. Понимает: на войну.
Зелену тягостны затянувшиеся проводы. Он берет чемодан и, не оглядываясь, выходит из квартиры. Лифт в бомбежку отключен. Спускается по лестнице. На каждой площадке, прикладывая ладошку к козырьку, молча вытягивается часовой. Дом охраняют сотрудники НКВД. Каждый из них после смены доложит начальству, в какое время Зелен покинул квартиру. Последний страж отдает честь в холле. Генерал кивает и выходит на улицу.
За Москвой-рекой ухает бомба, и от огненного столба светлеет небо. Это уже третий пожар в центре. Моисей Семенович смотрит на темные окна своей квартиры, вздыхает и усаживается в машину.
Едут не быстро. Фары включать нельзя, а улицы готовят сюрпризы-. Осколки зенитных снарядов, битые стекла, самые непредсказуемые предметы. Снова грохот. Зенитки бьют совсем рядом. Орудия установлены на крыше дома, мимо которого они проезжают. Едко пахнет порохом.
«Как трудно покидать семью в такое время, – думает заместитель наркома. – Немцы взяли Смоленск. Сколько им до Москвы? Неделя? Месяц? Нет, Москву не сдадим», – успокаивает он себя и вспоминает покрасневшее от обиды лицо генерала Дорофеева. Его возмущенный шепот в коридоре, когда они остались с глазу на глаз: «Эти подонки из НКВД хамят и мешают работать. Ничего не понимая в деле, суют нос в каждую мелочь. Восстановили против наших инженеров английских спецов. От них один вред». За подобные высказывания генерал может поплатиться головой, о чем он прекрасно знает. Да, видно, сдержаться не в силах…
Машина замедляет ход. Впереди группа красноармейцев. Солдаты куда-то ведут огромную защитную «колбасу», перегородившую неширокую улицу. Приходится медленно тянуться сзади. Водитель отчаянно гудит.
– Отставить нервы. Бойцы делают нужное дело, – одергивает водителя Зелен, продолжая думать о своем. Почему Берия всюду лезет? Боится вредного влияния Запада? Но сейчас самое главное – помочь фронту. Если идеологические трюки с «врагами народа» в мирное время якобы служили диктатуре пролетариата, то теперь каждый день измеряется кровью наших солдат.
Моисей Семенович смотрит на часы:
– Сколько еще ехать?
– Через десять минут будем в Тушине, товарищ генерал.
Зелен понимает: чтобы избежать встречи с немецкими истребителями, взлетать надо до рассвета. Времени в обрез. Небо на востоке начинает светлеть. Наконец, вырвавшись из города, водитель включает подфарники и гонит во всю. До Тушина они добираются быстро. С темного поля слышится рев авиационных двигателей. При въезде на аэродром шлагбаум. Патруль проверяет документы. Пожилой майор осипшим от простуды голосом старается перекричать шум:
– Товарищ заместитель наркома, ваш самолет на взлетной полосе. Летчики нервничают. Разрешите, покажу дорогу.
– Делайте свою работу, майор.
Офицер, неловко пристроившийся на подножке, указывает в полной тьме направление водителю. Рев двигателей нарастает. Через минуту наркомовский лимузин подкатывает к стоянке. Двухмоторный транспортник прогревает двигатели. Пилот вытягивается перед генералом:
– Товарищ заместитель наркома, машина к вылету готова. Экипаж в составе штурмана Самохина, бортрадиста Гуридзе и меня приветствует вас на борту транспортного самолета ПЕ-2. Командир корабля подполковник Рябов.
Зелен пожимает летчику руку и вбегает по трапу.
– Товарищ генерал, наденьте куртку и переобуйтесь. Выйдем на заданную высоту, замерзнете.
Штурман подает Зелену летную экипировку, дожидается, пока тот облачится в кожаную куртку на цигейке и меховые унты.
– Хорошая куртка, – ощутив нежное тепло меха, хвалит Зелен.
– К сожалению, их пока мало. Даже истребителям не хватает. Нам выдали по особому случаю, – жалуется бортмеханик.
– Особый случай – это я?
– Затрудняюсь ответить… Разрешите пристегнуть вам парашют.
– Пристегивайте.
– Прыгать, товарищ генерал, доводилось?
– А что, придется?
– Война. Могут и сбить, – бесстрастно предупреждает штурман.
– Надо будет прыгнуть, таки прыгнем, – ворчит Зелен и, устроившись в кресле, проверяет личное оружие.
Невидимая взлетная полоса бежит навстречу. Механическая птица перестает трястись, они в небе. Пилот делает круг над аэродромом и, хотя им надо на запад, берет курс на восток: чтобы миновать занятые немцами родные земли, приходится делать крюк.
Штурман хорошо изучил карту с дислокацией войск, но линия фронта быстро меняется. В темноте вражеские истребители не летают, зато бьют их зенитки. Ответить огнем транспортный самолет не может. На его борту ни пушек, ни бомб, но экипажу приказано доставить заместителя наркома в Лондон, и сталинские соколы приказ выполнят. Они уже побывали в Англии несколько раз. Вчера вывезли оттуда генерала Дорофеева. Летчикам не привыкать, а для бывшего комиссара Моисея Зелена это первое путешествие в незнакомый капиталистический мир. Не думал он, рубая буржуев шашкой, что не пройдет и двадцати пяти лет, как придется лететь к ним с протянутой рукой.
Екатеринбург. 2000 год. Март
– Мой приятель доктор Авдотьев, передавая мне вас, упомянул, что трижды находил вас рядом с трупами. Вы, Сегунцова, уж постарайтесь держаться подальше от покойников. Авдотьев прав: должность ангела смерти – вредная должность, опасно, так что лучше смените работу, – полушутя-полусерьезно напутствовал врач пациентку, снимая с ее затылка швы.
После процедуры Марину из больницы выписали. Мама в этот день дежурила и встретить дочь не могла. Перед тем как спуститься вниз за своими вещами, Сегунцова перешла коридор и постучала в мужскую палату. Сюда из интенсива перевели брата Кости, Александра. Вчера она уже разговаривала с ним. Раненый еще не вставал, но быстро шел на поправку. Здесь же лежал великан Петр. Ему пуля задела бедро.