В ответ я наградил его своим лучшим недоуменным взглядом.

– Она оправится, если к ней хорошо относиться.

– Да. На некоторое время, – согласилась Тара Чейн.

– Что это значит? – жалобно спросил я.

– Это значит, что ты будешь относиться к ней хорошо, относиться правильно, будешь мягким и любящим все то время, что она пробудет с нами. Иначе я сделаю тебе больно.

Ох! В ее голосе слышалась сталь.

– Проклятие, если… – Нет. Возьми себя в руки, Гаррет.

У меня есть навыки. Есть ресурсы. Есть Покойник, способный проникнуть сквозь дым и зеркала.

– Плей, приходи ко мне, как только сможешь, – сказал я. – И приводи Крошку… Хагейкагомей?

Девочка перестала играть с собаками и посмотрела на меня огромными сияющими карими глазами, в восторге от того, что я назвал ее по имени. Выждала несколько секунд, не последует ли за этим что-то еще, затем снова вернулась к игре.

Помощница смерила меня суровым собачьим взглядом.

– Мы придем, – пообещал Плеймет. – Меня подменит зять. Во сколько ужин?

Он не мог не дернуть за поводок.

Все, кроме Хагейкагомей, фыркнули.

67

У нас по-прежнему оставались места, которые требовалось посетить, люди, которых требовалось повидать, и дела, которые требовалось сделать, но я сказал:

– Мы возвращаемся на Макунадо. Хеления, капитан Сизе, вас мы завезем по пути.

Эти двое старались держаться как можно тише, быть незаметными, навострив уши размером с блюдца. Тем не менее Хеления была довольна. Теперь она знала, что не приспособлена для полевой работы.

Сизе выглядел безвкусным, как дикий йогурт.

От него так легко не избавишься.

– Я скажу Дину и Паленой, что вы придете, – пообещал я Плеймету. – Возможно, Дин сварит котелок овсянки, чтобы накормить толпу.

Плеймет легонько прикоснулся к Хагейкагомей.

– Поможешь мне в конюшне?

Она вскочила, улыбаясь, готовая услужить.

Я посмотрел на Тару Чейн, ожидая реакции.

– Ты пытаешься быть умным. Получишь ответы от своего партнера.

Здесь попахивало чем-то странным.

– Он сообщит то, что, по его мнению, тебе следует знать.

Вот так. Она считала, что Старые Кости тоже не захочет меня просвещать.

Бессмыслица.

Но откуда взяться смыслу? Немного терпения – и я добуду нужную мне информацию. Просто я ненавижу ждать.

Плеймет с девочкой подготовили лошадей. Я усадил Хелению на кобылу, которая наконец проявила свою истинную натуру, укусив меня.

Плеймет, Хагейкагомей и Хеления хором рявкнули, когда я двинул злюку по носу. У Каштанки был такой же разочарованный вид, как у моей мамаши, когда ей не нравились мои поступки.

– Ты ведь не была в прошлой жизни моей мамочкой? – поинтересовался я у псицы.

Ниэя чуть не задохнулся от ужаса, напомнив нам о своем присутствии. Теория реинкарнации была предана анафеме всеми истинными ортодоксами.

Кобыла просто выглядела ошарашенной.

Мы доставили Хелению в Аль-Хар. Сизе тоже покинул нас, лишь спросив, можно ли ему забрать с собой Ниэю. Ответ «нет» его вполне удовлетворил. Тайные куда-то подевались – возможно, у них закончилась смена. Однако не успели мы уйти далеко, как я снова заметил Престона Уомбла.

Ему было наплевать, видят его или нет, вероятно, потому, что его не интересовало, что мы делаем. Он трудился в поте лица, поскольку не имел выбора.

Я решил проехать мимо лотка Френкельджина и угостил всех сосисками – включая псиц, которые получили дополнительную порцию в виде залежавшегося товара. С запачканными жиром руками я сказал Таре Чейн:

– Вот это я называю хорошей едой. Эй, Френкель! Дай мне еще одну.

Реакция Тары Чейн на сосиску напоминала мою реакцию на перцовое непотребство. Она откусила несколько кусочков, изящно рыгнула и отдала остаток Помощнице, которая полностью меня поддерживала. Как можно не любить большие, добрые, сочные свиные сосиски?

Френкельджин пересказал мне местные сплетни. Много времени это не заняло. Мои поступки не вызвали никаких пересудов. Людей не интересовало, что творится на Холме, до тех пор, пока они не становились жертвами сопутствующего ущерба.

Этот подход был мне хорошо знаком. Я сам его практиковал, пока в моей жизни не появилась Страфа.

От Площади принца Гуэльфо рукой подать до Макунадо, где умышленно маячили несколько красных беретов. Я слышал ворчание соседей, возражавших против подобных развлечений.

Жестко.

Покойник бодрствовал. Я почувствовал его присутствие за квартал. По непонятной причине он играл в хищника в засаде. Может, сам того не осознавая.

Дверь открыла Пенни. Она сказала что-то учтивое Лунной Гнили, посмотрела туда, где я пытался с удобством устроить лошадей. Пообещала Каштанке:

– Через минуту принесу что-нибудь для вас, ребята. – И спросила у меня: – Можете отвести их назад?

– Что случилось с настоящей Пенни Кошмаркой? – риторически поинтересовался я.

Твой церковный друг крайне интересен.

– Что ты добыл?

Слишком рано тебя загружать. Делай, как посоветовала Пенни.

– А?

Она что-то посоветовала? Должно быть, я это упустил.

Собаки! (Раздраженно.)

Я понял, что действительно должен собраться. Столь незначительное упущение не должно было вызвать нетерпение у того, кто обладает кучей времени. Видимо, прослеживается удручающая закономерность.

Разумеется. Особенно с тех пор, как я потерял Страфу.

Я это понимал – и ничего не делал.

– Идем, девчонки. За мной.

Узкий переулок, шедший вдоль стены дома, перекрывали калитки в сад – мой и моего соседа слева. Я в буквальном смысле долгие годы сюда не заходил. Ожидал увидеть кучи нанесенного ветром мусора и сгнившее воспоминание о калитке. И ошибся.

Переулок оказался чистым. Калитка – новой.

– Паленая, – пробормотал я. – Компетентна до дрожи.

Переулок вымели после того, как кто-то подновил штукатурку на боковой стене дома. Несколько забытых черепичных осколков свидетельствовали о том, что крыша тоже подверглась ремонту.

На заднем крыльце мы обнаружили Дина, который жонглировал мисками. Ему помогала Пенни, державшая по горшку в каждой руке. Наверное, это она открыла заднюю дверь. Дин бы с ней не справился. Ею редко пользуются, и сначала она не хочет открываться, а потом – закрываться.