Спасение красавицы | Страница: 41

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Надо ж, какая жалость! — усмехнулся я. — Так ты попроси — я могу и повторить.

Не дожидаясь его ответа, я поднялся на ноги.

— Только скажи мне сперва, султан остался нами доволен? Сам ты нами удовлетворен?

Он отодвинулся от меня на шаг. И тут я понял, что, просто подступая к нему, могу оттеснить Лексиуса к самой стене. Это было бы весьма забавно!

— Да, вы его ублажили! — быстро ответил он, от волнения прерывисто дыша.

Как все ж таки он был красив — какой-то особой, хрупкой красотой, — этот коварный и опасный человек! Лексиус напоминал мне клинок, с каким сражаются люди пустыни, легкий, изящный и в то же время смертоносный.

— А ты? Ты остался нами доволен? — Я сделал к нему еще шаг, и он снова чуть отступил назад.

— Ты задаешь мне глупые вопросы, — огрызнулся он. — В саду вдоль дорожки стояла сотня новых рабов. Он вполне мог пройти мимо вас и не заметить. Так уж вышло, что он выбрал именно вас.

— Ну а теперь я выбираю тебя, — хмыкнул я. — Разве ты не польщен?

Протянув к нему руку, я взял прядь его волос. Лексиус вздрогнул.

— Прошу тебя… — выдохнул он.

Он опустил глаза. «Совершенно неотразим!» — похвалил я про себя.

— «Прошу тебя» что? — спросил я и поцеловал легкую впадину его щеки, затем, по очереди, его глаза, заставив их закрыться под моими поцелуями.

Лексиус стоял неподвижно, точно связанный, в наручниках и неспособный даже шевельнуться.

— Прошу, будь ко мне ласков, — тихо ответил он. Потом открыл глаза и вдруг порывисто обхватил меня руками, словно не в силах больше владеть собой. Точно потерявшийся беспомощный ребенок, он крепко обнял меня, прижавшись всем телом. Я поцеловал его в шею, потом в губы. Запустил руки под его халат, проведя ладонями вдоль узкой спины, наслаждаясь гладкостью его кожи, его запахом, шелковистостью прижавшихся ко мне волос.

— Конечно же, я буду ласков… — процедил я ему в самое ухо. — Я бываю очень даже ласков… когда мне это по душе.

Неожиданно Лексиус вырвался от меня, упал на колени и мгновенно принял в рот мой член — с такой жадностью, словно страждал его всем своим существом. Я стоял не шевелясь, взявшись рукой за его плечо и чувствуя, как он энергично скользит губами по моей плоти, ласкает ее языком, слегка прикусывает зубами.

— Не торопись-ка, парень, — молвил я наконец. Как это было мучительно — отстраниться от его рта! Напоследок Лексиус успел поцеловать меня в головку.

Я же решительно сорвал с него халат и поднял туземца на ноги.

— Обхвати меня за шею и держись покрепче, — велел я ему.

Он быстро выполнил сказанное, и я приподнял Лексиуса за ляжки, заведя его ноги себе вокруг пояса. Мой крепыш уже настойчиво бился под его разведенными ягодицами, и я немедля протолкнулся в тесный анус туземца, прихватив ладонями его нежные щечки. Лексиус еще крепче вцепился в меня руками, склонил голову к моему плечу. Я стоял, расставив ноги, и что есть силы пронзал его своим разгоряченным стержнем. Лексиус всем телом содрогался под моими ударами, и я сильнее и яростнее вжимался пальцами в его мягкую податливую плоть, которую не далее как сегодня уже знатно выпорол.

— Когда я кончу, — шепнул я ему в ухо, болезненно стиснув ему пальцами ягодицы, — то позаимствую у тебя ремень и выпорю тебя снова. Я отделаю тебя так, что ты целый день будешь ощущать под своими роскошными халатами мои отметины. Ты будешь знать, что ты такой же раб, как те несчастные, которыми ты весь день помыкаешь. И будешь помнить, кто твой настоящий господин.

Ответом мне явился лишь глубокий протяжный поцелуй Лексиуса, когда я исторгнулся в него.

Конечно, я не слишком уж усердствовал с поркой: как-никак Лексиус был еще в этом деле новичком. Однако я заставил его ползать по всей комнате, омывать мне языком ступни, на четвереньках поправлять и перекладывать мне подушки на постели. Затем я уселся на кровати и заставил его встать передо мной на колени, сцепив руки за шеей, как приучали держаться рабов в замке королевы.

Оглядев оценивающе результат, я немного поиграл пальцами с его членом, пытаясь понять, нравится ли ему, когда его так томят и раздразнивают. Потом похлестал ему пенис ремешком — его достоинство уже приобрело такой темно-кровавый оттенок, что в свете ламп сияло зловеще багровым цветом.

На прекрасном лице Лексиуса отражалась сладостная мука, очи были исполнены страдания и приятия происходящего. Заглянув в его глаза, я почувствовал в себе непривычное вдохновение и силу — ощущение, полностью противоположное той всеохватывающей слабости, что накатывала на меня, когда я смотрел на султана.

— А теперь мы немножко потолкуем, — сказал я Лексиусу. — И для начала ты мне скажешь, где Тристан.

Мой вопрос, естественно, его испугал.

— Спит, — ответил он. — Султан отпустил его где-то с час назад.

— Я желаю, чтобы ты за ним послал. Хочу с ним поговорить. А еще хочу посмотреть, как он тебя отымеет.

— О нет, пожалуйста… — простонал Лексиус и кинулся целовать мне ступни.

Я сложил ремешок вдвое и стегнул управляющего по лицу.

— Хочешь, чтобы у тебя на лице тоже остались отметины, Лексиус? — сурово вопросил я. — Давай-ка руки за голову и веди себя смирно, когда я с тобой разговариваю.

— Зачем ты это делаешь со мной? — горячо прошептал он. — Почему именно на мне ты хочешь отыграться?

Его глаза были такие большие, такие красивые! Не удержавшись, я наклонился к нему и поцеловал, ощутив, как страстно впились его губы в мои. Целовать Лексиуса было не сравнимо ни с чем! Он словно всю душу вкладывал в свои поцелуи, и многое говорил ими, гораздо больше, полагаю, нежели сам он знал. И я мог бы целовать его целую вечность, это само по себе затопляло нас обоих волной наслаждения.

— Я делаю это не ради какой-то мести, — сказал я наконец. — Я делаю это потому лишь, что мне нравится делать это для тебя, потому что тебе это нужно. Тебе определенно это необходимо. Ведь ты хотел бы среди нас, рабов, стоять на четвереньках, и ты сам это прекрасно знаешь.

Он разразился слезами, кусая губу, чтобы не заплакать в голос.

— Если бы я мог всегда тебе служить… — выдохнул он.

— Ну да, знаю. Но ты же не можешь выбирать, кому служить. В том-то и штука! Ты должен посвятить себя самой идее служения, должен полностью отдаться этому… И знаешь, рано или поздно всякий прирожденный повелитель становится господином или госпожой.

— Нет, я не могу в это поверить.

Я усмехнулся.

— Я бы, пожалуй, сбежал отсюда и прихватил тебя с собой. Надел бы твои красивые одежды, выкрасил бы в черный цвет волосы, затемнил чем-нибудь лицо, а тебя, как есть нагого, перекинул бы через седло, как, помнится, уже обещал, и упорхнул бы отсюда.

Лексиус дрожал всем телом, переваривая услышанное, и глядел на меня, словно одурманенный словами. Он великолепно знал, как вышколивать рабов, как их наказывать и держать в ежовых рукавицах, и абсолютно ничего не ведал о том, каково оказаться на другом конце такого рабовладения.