– Увы, это будет уже не то…
Мы заговорили о собаках, про их преданность, ум, красоту, благородство. У всех в запасе множество историй, и когда люди говорят о собаках, находят общий язык даже с самыми лютыми врагами. Здесь могут перебивать и спорить, не опасаясь показаться неучтивыми или даже грубыми, потому что в эти моменты все мы остро чувствуем общие узы собачества, что крепче даже уз крови.
Только Тетон помалкивал, что-то не похоже, что вообще собачник. У каждого в запасе, как я уже сказал, случаи, и как не рассказать, когда все рассказывают, так что брешешь, брат колдун, ты меня пытался просмотреть, не вышло, а я тебя насквозь вижу…
Он чуть вздрогнул, словно уловил мою мысль, напрягся, я почти увидел, как его начинает окружать плотное магическое облако с помехами для чужого радара.
По комнате поплыли ароматные запахи печеной рыбы, и на стол начали опускаться блюда, при виде которых у меня беспокойно задвигался желудок. Затем появились блюда с жареными зайцами, мелкой птицей, пироги с рыбой, мясом и ягодами, а в широкогорлых кувшинах – холодные компоты и соки.
Я ел с жадностью, желудок все хватал и требовал еще. Я не знал, куда он все это складывает, но так прекрасно поглощать хорошо приготовленное мясо, раздирать жадными пальцами только что запеченного гуся, вдыхать горячий аромат жареной форели, забрасывать в рот крохотные, обжаренные в сухариках тушки мелких птичек!
В зал вошла рослая статная женщина в платье, что блестит от высокого воротника до края подола от обилия драгоценных камешков. Высокая прическа увенчана небольшой короной из красноватого золота, на зубцах голубые камешки.
Женщина приблизилась к Гослингу, наклонилась и что-то шепнула, глядя на меня исподлобья. Лицо смуглое, сперва я решил, что слишком долго пробыла под открытым солнцем, потом подумал насчет мулатости, но чуть позже холодок прокатился по всему телу.
Стараясь не выдать дрожи, я старательно держал губы в улыбке, хотя холод морозит рот и стекает по горлу в грудь и внутренности. Темная Герцогиня! Раньше только слышал о ее существовании, но считал, что это допотопные легенды. Да еще колдун по правую руку правителя. Похоже, лучше бы нам заночевать в открытой степи под дождем.
Я взглянул на колдуна.
– Ваша светлость, я не заметил в ваших владениях церкви…
Я сделал паузу, он не стал ждать, когда закончу, хохотнул жизнерадостно:
– Слава богу, я все еще безбожник!
За столом весело засмеялись удачной шутке. Я тоже улыбнулся, сказал легко:
– Мы как-то видели по дороге надгробный камень с надписью: «Здесь лежит безбожник. Красиво одет, но пойти некуда».
Снова прокатился смех, но у некоторых звучал несколько натянуто. Рядом со мной молодой и красивый рыцарь, я так и не запомнил его имя, хотя едем в одном отряде, сказал легкомысленно:
– Бог есть, но я в него не верю.
Колдун улыбался торжествующе, я раскрыл было рот для ядовитого ответа, очень уж захотелось чем-то осадить, но опомнился: а мне это надо? Как будто сам верующий.
– Главное, – сказал другой рыцарь, Екескул, – вера в свои руки, свои мускулы, свою отвагу и свой меч! Разве этого мало?
Гослинг обратился ко мне:
– Сэр Легольс, мы сидим в медвежьем углу, носа не кажем за пределы, а вы попутешествовали… Как в ваших краях насчет героических деяний? Мне сыновья уши прожужжали насчет подвигов. Рвутся, понимаешь, драконов рубить, принцесс освобождать…
Я сдвинул плечами.
– Сожалею, ваша светлость. В моей стране герои измельчали. Раньше, по рассказам дедов-прадедов, герой вез красавицу, берег ее в пути, защищал, отбивался от нечисти, пока она визжала за его спиной, а теперь он и его красавица дерутся наравне, иной раз она бьется намного лучше…
Он ахнул, да я видел и по остальным мордам, что не поверили.
– Женщина? Дерется?
– Да, – ответил я удрученно. – Мужчины становятся женственными, женщины – мужественными. Я сам видел, как мужчины пользуются духами, красят волосы, подводят глаза и брови…
Ахали уже все, на меня смотрели как на записное трепло. Наконец Гослинг спросил осторожно:
– Потому вы и скитаетесь от турнира к турниру?
– Да, – ответил я сокрушенно. – Каково чувствовать, что женщина в поединке может вас сразить? Что женщина коня на скаку остановит, в горящую избу войдет и пьяного мужа на руках вынесет? Нет уж, нет уж…
Один из убеленных сединами мужей заметил глубокомысленно:
– А с чего они вдруг стали такими, сэр Легольс? Не потому ли, что мужчины… ослабели? Не поверю, что женщинам вдруг захотелось вылезти из-за наших спин и самим взять в руки оружие! Такое может случиться только там, где мужчины становятся беспомощными.
– Верно, – ответил я еще тяжелее. – Я не знаю, почему это происходит.
Они слушали внимательно, я рассказал, как однажды в Риме случилось землетрясение, прямо через центральную площадь римского Форума пролегла бездонная трещина, которая расширялась с каждым часом, угрожая поглотить весь Рим с его домами и людьми. Жрецы вопросили богов, как можно закрыть эту страшную пропасть, на что был дан ответ: пропасть сомкнется, если Рим пожертвует самым ценным, чем обладает. Жрецы еще не успели посоветоваться, что же у них самое ценное, как один молодой рыцарь по имени Курций воскликнул: «Самое ценное на свете – воинская доблесть!», тут же в полном вооружении бросился в пропасть…
Слушали, затаив дыхание, наконец кто-то спросил дрожащим голосом:
– И что дальше? – В небесах загрохотало, тучи разошлись, а земля дрогнула, и стороны ущелья сомкнулись так плотно, что от разлома не осталось и следа.
Кто-то шумно вздохнул, остальные сидели в молчании, только сыновья герцога смотрели на меня горящими от боевого азарта глазами, да еще несколько молодых рыцарей, судя по их виду, тоже поступили бы так же.
Колдун проговорил недовольным голосом:
– Это минутный порыв. Такое бывает с незрелыми умами. Если бы он остановился на краю пропасти, посмотрел на дно… наверняка передумал бы.
Рыцари недовольно загудели, я подумал, рассказал про подвиг Муция Сцеволы, это впечатлило еще больше. Рыцари прикидывали, смогли бы держать вот так руку над жаровней и смотреть в глаза вражескому царю и вдыхать запах своей горячей плоти, чувствовать, как горит и обугливается кожа, мясо, начинает гореть кость…
Герцог внимательно всмотрелся в наши лица.
– Полагаю, мы замучили наших благородных гостей несносным любопытством. Туччи, ты проследил, чтобы всем постелили чистые простыни?.. Отлично. Надеюсь, мы сумеем продолжить беседу уже скоро…
Он взглянул на темное окно с редкими звездами. Мы начали подниматься, я уже в самом деле побаивался, что ужин плавно перейдет в завтрак.
Впереди от темной стены отделился, весь в темных шелках, франтоватый господин: шляпа с длинным пером, на поясе тонкий меч, еще чуть – и можно называть шпагой. Впечатление такое, что опередил это время на век-другой. Франт, который угадал направление моды.