Подобный уровень организации преступной группы, если Ларс оценивал его правильно, выглядел как-то совершенно неестественно. Тут напрашивались три варианта: либо меня пыталась укокошить какая-то элитная группа профи, существовавшая в самой ВЕСБ (но зачем? с учетом тотального контроля над ВЕСБ со стороны Рихтера Эзенхофа этот вариант выглядел малореальным); либо действовала аналогичная спецслужба другой страны (что у нас там есть из потенциальных конкурентов? Весготия? Китай?); либо… либо дело тут было вовсе не в уровне подготовки и технического обеспечения агентов, а действовал фактор мистического характера. Скажем, если за мной следил ясновидец, нашедший способ скрывать свое внимание, то никакие, даже самые титанические, усилия группы Ларса по обнаружению «хвостов» или «жучков» не могли принести успеха в принципе — ведь ничего подобного не было и в помине.
Идея о том, что в этом деле замешана мистика заставила меня взглянуть на происходящее несколько более серьезно, чем до сих пор: я привык к своему превосходству над обычными людьми, но если против меня действует несколько психокинетиков, о превосходстве можно забыть. Мой талант, заточенный на прямое столкновение и порабощение, оказывался практически бесполезен в ситуации, когда никакого непосредственного противника не наблюдалось.
Это был худший вариант из возможных, и именно поэтому стоило уделить ему повышенное внимание. Я вернул Ларсу и его помощникам свободу и поехал домой. По пути мне пришло в голову, что рассматривать в рамках третьей версии только психокинетиков-людей — глупо и недальновидно. Тот же Паук никогда не был человеком (хотя и мог успешно им притворятся), а опасность он в свое время представлял немалую. Да, теперь с ним покончено — но кто сказал, что у него вовсе не осталось каких бы то ни было наследников? Далеко не все его схроны мы обнаружили и выжгли. И если, чисто гипотетически, предположить, что у Паука мог быть… скажем так, сынок-Паучок, то этот сынок — если только, конечно, он не был полным олигофреном — должен был понимать, кого нужно устранить прежде, чем устраивать в Европе свое паутинистое королевство.
Я вернулся в квартиру, но мысли о точившем на меня зуб Паучке возвращались вновь и вновь. Тут было все — и мотив, и возможности. Не было только ни единой зацепки, указывающей на то, что этот вариант имеет хоть какое-то отношение к действительности. А если таковая зацепка есть, где ее искать? Съездить в Прагу, осмотреть бывшую резиденцию Паука? Вряд ли там что-то можно найти… но, наверное, все-таки съездить стоит. Я лег на кровать и погрузился в воспоминания о событиях годичной давности…
Никто не знает, откуда взялся Паук и почему он поселился именно в Праге. Вряд ли его привлекла эстетическая сторона старого города; я лично склоняюсь к мысли о том, что Прагу он выбрал случайно, наобум, а может быть — и не выбирал вовсе, а просто взял первое, что подвернулось под руку. Неизвестно, откуда именно он взялся, но нет сомнений, что происходил Паук не из человеческой плоскости мира, а выполз откуда-то из глубины, из тех Трещин в ткани реальности, которые могли увести очень далеко… куда дальше, чем я или герр Рихтер когда-либо заходили. Паук был чужд нашему миру, но, несомненно, у нас ему понравилось, и он, появившись, стал обустраивать себе гнездо, в которое довольно быстро превратил всю Прагу. Почему я называю его «Пауком», несмотря на многочисленное потомство, которое породило это существо? Может быть, правильнее было бы говорить «Паучиха»? Не знаю. Привык. Мы изначально говорили о нем как о «Пауке», и это прижилось.
Неизвестно, сколько времени он обустраивался в Праге, прежде чем его заметили. Герр Рихтер полагает, что Паук вел захват города в течении нескольких лет, но лишь в самые последние месяцы все стало слишком очевидно — настолько, что уже невозможно было не замечать происходящего. В городе пропадали люди, полиция и чиновники вели себя странно, уютная старая Прага превратилась в лабиринт, из которого становилось не так-то просто выбраться. Из некоторых людей, попавших в паутину, Паук выжимал жизненные соки, употребляя, таким образом, своих пленников в пищу. Других использовал как живые контейнеры для своих паучат. Третьих — и это были преимущественно полицейские и чиновники — оставлял почти нетронутыми, ограничиваясь лишь самим фактом связанности души и сердца пленника с раскинутой над городом паутиной. Человек становился слугой Паука, но идеальных рабов было мало, поскольку Паук не имел ни времени, ни желания полноценно следить за всеми: его «подданные» функционировали в полуавтоматическом режиме, выполняя некие общие задачи, поставленные хозяином, но ведя себя при этом зачастую совершенно абсурдно. Паук не был человеком и логика, по которой он организовывал свою систему контроля, не была похожа на человеческую. Из смешения этой новой, привнесенной в людей нечеловеческой логики и старых схем поведения получался безумный винегрет, в некоторых случаях сдобренный еще и третьей составляющей — настойчивого желания человека выйти из навязываемого ему нового образа поведения. Некоторым это удавалось, они сбегали из Праги и тихо сидели по углам Восточно-Европейской Конфедерации, зная, что стоит им открыто заявить о пережитом — как обязательно найдется доброжелатель, который вызовет карету скорой помощи. Считанные единицы заявляли, и их действительно отправляли на лечение, но этих единиц становилось все больше, и в итоге это стало еще одним фактором, привлекшим внимание к Праге ВЕСБ, а затем и внимание самого герра Рихтера.
Рихтер посетил город лично, ужаснулся тому, что увидел и что, кроме него, не видел больше никто, срочно отбыл назад, потянул за все ниточки, которые мог — и вот уже через пару суток город закрыли, а к его границам стали подходить войска. Паук не стал дожидаться, пока переловят всех его агентов и сожгут все кладовые, и нанес удар первым. Рихтер решал стратегические задачи, и в этом смысле действовал совершенно последовательно, однако, его «инструменты» — войска, которые он направил на блокировку города — сами оказались в опасности. Они не видели ни Паука, ни его паутины, ни детенышей — а последних у этой твари было очень много. Рихтер даже не подозревал, сколько их — до тех пор, пока не началось прямое столкновение. Самое неприятное состояло в том, что невидимый и бесплотный паучок мог залезть в человека и перехватить управление над его телом. В итоге солдаты, которые были отправлены на штурм города, начали стрелять друг в друга. К счастью, Паук не мог захватить сразу всех и не мог забрасывать паучков слишком далеко от своей паутины — отдаляясь от его гнезда, паучки становились вялыми и неконтролируемыми — но он захватил достаточно военных для того, чтобы на первое время полностью себя обезопасить. А сам продолжал обустраивать гнездо и расширять свою призрачную паутину.
Следовало выжечь гнездо прежде, чем зараза расползется по другим городам. Применение термоядерного оружия решило бы проблему, но привело бы к появлению множества жертв. Будущее Восточно-Европейской Конфедерации, по неизвестным причинам бомбящей саму себя (ведь практически никто, кроме герра Рихтера и нескольких его учеников, так бы и не узнал, что произошло в Праге и почему необходимо было уничтожить этот город), представлялось весьма смутным. Прежде чем сбрасывать бомбу, герр Рихтер предпринял еще одну попытку решить конфликт малой кровью. С новыми военными отрядами в Прагу были отправлены все его старшие ученики. Некоторые, совсем немногие, уже успели закончить школу. Плюс весь выпускной класс.