Ким посмотрел на часы – время тянулось ужасно медленно, но сейчас он порадовался этому обстоятельству: когда-то надо «наводить порядок» в мыслях. Однако уже через несколько минут раздался телефонный звонок секретаря.
– Ким Онуфриевич, – залпом выпалила она, – звонили из «нижней приемной», с вами хотят встретиться.
Ким про себя улыбнулся – секретарю еще ни разу не удалось сделать ошибку в его имени. В министерстве ходили байки о том, как после назначения Початых на этот пост аппарат «тренировался на скороговорках». «Ким Онуфриевич – это вам не Иван Иванович».
– Пусть зайдут, у меня еще полчаса есть.
Через пять минут перед Кимом сидела Ольга Воробьева – начальник «нижней приемной», той приемной, куда попадает обычный рядовой «посетитель с улицы». Там он излагает свою просьбу, и ему назначают дату встречи с тем или иным чиновником. Конечно же, все хотят сразу попасть к высокому начальству, но в «нижней приемной» работали асы, прошедшие самый строгий отбор. Их учили вести дела с просителями так, чтобы, не тревожа самые верхи, все проблемы люди оставляли где-нибудь на среднем уровне. Если Ольга Воробьева сейчас сидела перед Кимом, это означало только одно: есть проблема, вернее, проситель, который оказался сильнее, чем вся эта команда чиновников-виртуозов.
– Ким Онуфриевич, к вам на прием пытается записаться посетитель. Суть дела не поясняет, говорит, что очень важно.
– Так в чем же дело, пропустите. Надеюсь, это не маньяк-убийца.
– Да нет, не похож, – улыбнулась Воробьева, – но всегда смущает, когда не говорят о предмете встречи. Да и инструкции у нас, сами знаете, какие.
– Знаю я эти инструкции, отменить бы их, да только не в моих силах. – Ким развел руками.
– А какое время назначить?
– Давайте завтра, часов в пять вечера.
– Хорошо, я сообщу.
Воробьева поднялась и вышла из кабинета. Глядя ей вслед, Ким подумал, что даже если он и станет когда-то обладать властью, чтобы отменить волокиту, то эта его власть никогда не сравнится по силе с властью нижнего звена – тому всегда надо быть важнее всех.
Про визит в пять часов Ким забыл. Напомнила ему секретарь. Но ничего сделать Ким уже не мог – в его кабинете второй час шло совещание. Суть разгоревшейся дискуссии не стоила и выеденного яйца, но остановить спорящих было невозможно. Сам Ким не вмешивался намеренно. Ему важно было знать, кто из его подчиненных умеет отстаивать точку зрения и не оглядывается на начальство. Он давно собирался провести сокращение и хотел оставить людей думающих и принципиальных. Когда пробило пять часов, секретарь сообщила ему, что в приемной ждет посетитель.
– Не могу принять. Узнайте, есть ли возможность подождать, и отведите в маленькую переговорную. Чай, кофе, сами знаете. – Ким положил трубку и мысленно дал спорящим еще двадцать минут.
Но совещание закончилось только через час. Ким уже забыл о посетителе, сам включился в спор, который внезапно поменял направление и обнажил в существе вопроса неожиданно важную сторону. Расходились все поздно, возбужденные, на ходу переговариваясь. Ким, усталый, быстро делал пометки в ежедневнике.
– Ким Онуфриевич, вас ждут в переговорной, – секретарь с сожалением смотрела на него. – Может, сначала чаю крепкого с лимоном?
– Нет, давайте сразу и чай, – Ким оторвался от ежедневника, – и человека.
Секретарь застучала каблучками. Прошло несколько минут, прежде чем дверь открылась и в кабинет вошла молодая женщина.
– Здравствуйте, – Ким встал из-за стола. – Что у вас? Какой вопрос?
– Здравствуйте, – сказала молодая женщина. – Вы не узнаете меня?
Ким внимательно посмотрел на нее. Черты лица были знакомые. Ким машинально глянул на справку, которую положила ему на стол секретарь. Фамилия ни о чем не сказала. А вот имя… имя и этот характерный жест – посетительница аккуратно заправила прядку волос за ухо. Жест вроде обычный, но кисть руки, пальцы – все это ему знакомо. Лицо женщины было серьезно, она смотрела ему в глаза, и тут Ким все понял. Это она – его жена. Та самая, о которой он так часто думал в последние дни. Та, которая исчезла без звука. Та, перед которой он был виноват.
– Здравствуй, я даже тебя не узнал. Ты изменилась. Садись. Кофе или чай? А может, ты голодная?
Ким засуетился, вышел из-за стола, пододвинул кресло, потом схватил ворох бумаг, сдвинул их в сторону.
– Спасибо, я уже пила и кофе, и чай и совсем не голодная. Я так долго ждала, что съела все печенье, которое принесла твоя секретарша.
– Давай обед попросим принести. И я с тобой заодно поем.
– Это будет ужин, а не обед, ты на часы смотрел?
Ким на часы не смотрел, он, не стесняясь, разглядывал бывшую жену. Она, как и Вера, тоже изменилась. И дело было не только в ухоженности, дорогой стрижке и явно дорогой одежде. Совсем другим казалось ее лицо – немного усталое лицо деловой женщины. Тогда, много лет назад, на лице его молодой жены не было этого выражения упрямого спокойствия, оно было доверчивое, мягкое и восторженное. Теперь от прошлого осталась только мимолетная мягкость.
– Ты тоже изменился. Стал таким важным, впрочем, задатки эти в тебе были и раньше. Я очень хорошо помню, как ты входил в школу. Ты был большим и солидным. – Она улыбнулась, и Ким с каким-то умилением обнаружил, что улыбка точно такая же, какая была много лет назад.
– Может, поедем куда-нибудь, чтобы не в этих стенах, не столь официально? – почти просительно промолвил Ким.
– Нет, давай поговорим лучше здесь. Разговор не очень простой.
«О господи, я не хочу никаких дурных вестей и трагедий! Неужели прошлое умеет возвращаться только так?» – подумал Ким и приготовился слушать.
Максим столкнулся с проблемой, разрешить которую не представлялось возможным. Есть, оказывается, люди, которые не любят деньги. Даже независимо от их количества. Ну, ты ему или ей прямо-таки в руку вкладываешь толстенькую пачечку, а они твою руку отводят и твердо говорят «нет». Конечно, хотелось злорадно об этом известить Илларионова, да только потом проблем и долгих разговоров не оберешься. Семен Петрович в минуты гнева переходил на визгливый тенорок, от которого у Максима схватывало желудок. Разыскная деятельность Круглова застопорилась после посещения одного воспитательного учреждения, директор которого, полная дама с короткой стрижкой, обнажавшей три подбородка и мощную шею, практически выставила гостя вон. Поначалу разговор был даже очень приятный – женщина не сразу поняла, кто такой Максим и чего, он, собственно, хочет. «Видно, думала, от спонсоров, а тут такое…» Максим слушал, как кипятится дама, и прикидывал, сколько надо добавить купюр, чтобы остановить этот поток желчи. Но, внимательней взглянув на женщину, понял, что она идейная, из «старых», что она будет есть пшено вместе со своими воспитанниками, но их интересы не предаст. Оставалось только одно – откланяться, сохранив лицо. Покинув весьма грустное, несмотря на детское многоголосие, заведение, Максим сел в машину и задумался. Звонить Илларионову все равно придется, поскольку, куда и как двигаться дальше, непонятно. Вернее, понятно, что надо любой ценой добыть информацию, которую толстая директор скрывала. Но вот каким путем? Можно, конечно, пойти в обход, по архивам, денег и времени это отнимет немного. Но в данном случае архивы не помогут, поскольку их нет, документацию разбросали по множеству других учреждений. Так случалось тогда, когда реорганизовывался район: что-то присоединяли, что-то укрупняли, что-то, наоборот, выводили из состава. Одним словом, тут не повезло. Максим еще несколько минут посидел, понаблюдал, как во двор вывели группу малышей, которые рассыпались, как горох, по большой зеленой лужайке. «Делать нечего, еду к Илларионову», – он вздохнул, завел машину и медленно, неохотно тронулся с места.