— И не надо, — буркнул Сугром, — мы просто умрем рядом с тобой.
Грон зло ощерился:
— Ну уж нет, я ИМ такого удовольствия не доставлю.
Сугром удивленно воззрился на него:
— Ты рассчитываешь выжить в этой битве?
Грон, не отвечая на его вопрос, задумчиво оглядел строй бондов, задержав взгляд на огромном топоре, притороченном к седлу Сугрома.
— Слушай, мне кажется, вы больше привычны драться пешими?
Сугром кивнул.
— Тогда спешь своих и построй в линию в двадцати шагах от Рогатой скалы.
Сугром сумрачно покачал головой:
— Ты не доверяешь нам.
Грон усмехнулся:
— Ты спрашивал, надеюсь ли я выжить в этой битве? Так вот тебе мой ответ: я надеюсь победить. И если ты не можешь понять, как я хочу это сделать, тогда заткнись и делай, что я говорю.
Сугром несколько мгновений раздумывал, не обидеться ли, но потом глянул на приближавшуюся орду и повернул коня. Грон посмотрел на своих бойцов. Возбуждение от победы в первой стычке уже прошло, и воины были спокойны и сосредоточенны.
Орда ни на мгновение не задержалась перед засекой. Передовые сотни разошлись в стороны, натянув тетиву луков и ожидая, пока над деревьями покажутся фигуры арбалетчиков, чтобы осыпать их сотнями стрел. Следовавшие за ними перешли на рысь и начали втягиваться в промежуток между двумя крыльями засеки. Грон дождался, пока за линией засеки оказалось около пяти сотен, и дал сигнал. Его сотни рысью двинулись вперед, бойцы вскинули арбалеты. Кочевники натянули луки, и над долиной разнеслись леденящий душу визг и дикие вопли. Резко хлопнули тетивы арбалетов, и почти сотня степных воинов покатилась по земле. Грон вскинул рог, и вслед за звонким сигналом первые три шеренги перешли на галоп, а их длинные пики синхронно склонились вперед. Через несколько мгновений две конные массы столкнулись. Удар был страшен. Воины Грона проломились через первые десять шеренг кочевников, даже не затормозив коней, сбивая степняков и опрокидывая их лошадей. Потом замелькали мечи. Грон рубился в первых рядах, работая обеими руками, и успел трижды вспомнить Угрома, когда степные клинки скользнули по прочным кольцам кольчуги. Улучив момент, он развернул коня и прорубился на фланг, ссадив по пути троих. Они оттеснили степняков к самой засеке. Грон окинул взглядом клубящуюся за стеной поваленных деревьев орду и, отбив неуклюжий выпад и разрубив пополам вывернувшегося откуда-то ошалелого степняка, поднес рог к губам. По этому сигналу сотня Гагригда, которая в боевом порядке сгорала от нетерпения за спиной двух рубящихся сотен новобранцев, двинулась немного в сторону, набирая скорость, а бойцы двух сражающихся сотен стали оттягиваться назад. Грон сузившимися глазами наблюдал, как схватка смещается вбок от прохода в засеке. Когда в образовавшееся пространство начали проскакивать всадники свежих ордынских сотен, он махнул рукой. Последняя сотня спустила тетивы арбалетов и, склонив пики, перешла на галоп. Через несколько минут степняки, опрокинутые ударом, завернули коней и, нахлестывая, помчались в сторону основных сил, которые оттянулись на тысячу шагов от засеки. Со втянутыми в схватку оставшимися двумя сотнями было покончено за десять минут. Грон быстро развернул сотни в промежутке засеки и остановился. Быстро темнело. Орда некоторое время клубилась в тысяче шагов, потом бойцы увидели, как степняки начали поворачивать коней, и орда покатилась назад.
Когда Грон, отправив за ордой патрули, вернулся к Рогатой скале, его встретил Сугром:
— А ведь я тебе не поверил, князь.
— Я не князь, — устало отозвался Грон. — И они еще вернутся.
Сугром кивнул:
— Я знаю. Но теперь я верю, что ты победишь. — Он развернул коня и бросил через плечо: — И в то, что ты князь, я тоже верю.
Орда вернулась через час после восхода солнца. Грон выстроил сотни почти перед самой засекой. За вчерашний бой они потеряли сорок бойцов, причем сотня Гагригда всего троих. А трупов степняков Сугром насчитал за пять сотен только с этой стороны засеки, по другую сторону лежало еще сотни две с половиной. Но сегодня все было иначе. Орда сразу повалила всей массой. Грон сначала ударил двумя сотнями, как вчера, но, когда масса степняков начала выдавливать его бойцов и расползаться, пытаясь охватить его воинов с флангов, он дал сигнал отходить и коротким броском резервной сотни опрокинул первую линию устремившихся в погоню, а затем развернулся и рванул к скале, прикрываясь арбалетными залпами. Бойцы первых двух сотен уже спешились и, выставив пики, заняли позицию рядом с бондами Сугрома, которых за ночь набежало уже почти две полные сотни.
Орда налетела, не дав времени опомниться, и некоторое время Грон только рубил, колол, уворачиваясь от сгустков крови, отрубленных пальцев, ушей, лошадиных кишок, летевших в разные стороны. Наконец орда откатилась. Степняки заклубились в двухстах шагах, доставая луки. Грон хрипло крикнул:
— Арбалеты.
За спиной возникло шевеление, стук арбалетных лож, упираемых в землю, потом все затихло. Степняки попробовали выскакивать десятками и на скаку спускать луки. Но у арбалетчиков было преимущество в дальнобойности, к тому же они стояли на твердой земле, — поэтому, потеряв около сотни, степняки откатились вновь. Через некоторое время Грон заметил в первых рядах воинов в одинаковых зеленых накидках. Похоже, хан, предводительствующий этой ордой, решил бросить в бой свою лучшую сотню. Что ж, разумно. Если они не смогут сбить их хлипкий заслон до подхода основных сил, хану уже не понадобится никакая гвардия.
Наконец волна хлынула вновь. Грон стиснул зубы. Где же Дивизия? Но в следующее мгновение ему стало не доразмышлений. Он оказался в водовороте тел, клинков, копейных острий, лошадиных копыт и выбросил из головы все лишние мысли, сосредоточившись на работе мечами, зажатыми в обеих руках. Вдруг — может, через час, а может, через миг — он явно почувствовал, что ярость атаки ослабела. Степняки к чему-то прислушивались. Некоторые отпрыгивали назад, и их оскаленные лица уже не появлялись в стене атакующих, потом послышался нарастающий рев, и кочевники покатились назад. Грон опустился на землю. Где-то впереди проносились всадники. Он устало потряс головой, потом поднялся и побрел к коню. Все тело ломило от полученных ударов и тяжкой работы. С трудом вскарабкавшись в седло, он окинул взглядом поле битвы. Дивизия гнала степняков по всей долине. Несколько сотен оказались прижаты к засеке, и их рубили в капусту княжеские дружины. Грон улыбнулся распухшими губами: «Значит, пришли».
— Князь Грон! Князь Грон!
К нему мчался младший сын князя Ирума, властителя соседней с Эгроном долины. Мальчишке только сравнялось четырнадцать.
— Мы победили!
Грон посмотрел в возбужденное лицо молодого княжича и, повернувшись к столь же обессиленному бойцу, сидевшему рядом, хрипло спросил:
— Вино есть?
Княжич не верил своим глазам. В его понимании Победитель должен горделиво стоять с обнаженным мечом и сурово хмурить брови. Воин тяжело помотал головой. Грон посмотрел на свои руки, все еще судорожно сжимавшие мечи, и, швырнув клинки под ноги, буркнул: