— Вот всегда так, таскаем за собой разный ржавый хлам, а самого необходимого нет.
Серма капризно надула губки:
— Ну долго ты там будешь возиться?
Мужчина улыбнулся: «Что ж, наверно, это будет забавно». Он ловко стянул тунику и бросил комом рядом с женщиной, потом провел рукой по ее обнаженному телу и скользнул на отведенное ему место. Когда женщина начала извиваться под ним, он левой рукой стиснул ее грудь, а правую протянул к длинному стилету, спрятанному под скомканной туникой.
Баши Дилмар, хмурясь, повернулся к собеседнику. Эта сделка была слишком выгодной, чтобы быть правдой, но проклятый Грон ввел его в такие расходы, что поневоле приходилось надеяться на чудо. Он вздохнул и принял вежливо предложенный кубок с дожирским, не заметив легкого движения над кубком.
Приор сидел в портике и смотрел на звезды. Фигуры двоих появились внезапно. Приор приподнялся в кресле, но один из пришедших грубо толкнул его обратно. Приор вздохнул:
— Вы немногим поживитесь, у меня только двадцать золотых, они в шкатулке.
Тот, кто стоял перед ним, сделал знак второму и, когда тот скрылся в комнате, спросил:
— Что рассказал тебе Измененный?
Приор побледнел, потом улыбнулся:
— Значит, вы все же пришли? Он был прав.
Налетчик выхватил кинжал и воткнул ему под ребра. Приор охнул и, сжав кулак, попытался ударить нападавшего. Но едва смог дотянуться. Нападавший вытащил лезвие. Брезгливо посмотрел на труп, потер руку, оцарапанную перстнем, и… рухнул под ноги своей жертве.
Улмира вызвали к казначею поздно вечером. За четыре луны он успел привыкнуть к должности старшего писца казначейства, да и разговоры за спиной поутихли. Он пахал, как две воловьи упряжки, так что те, кто ценил работников, стали приходить к мысли, что, несмотря на молодость, он вполне справляется с работой. Однако времени на праздность почти не оставалось. Вот и сейчас он успел только забежать в свою комнату, подхватить церемониальный серебряный поднос со свитками, требующими личной визы казначея, и уже спешил по коридорам к кабинету казначея. У самых дверей он затормозил, удивленный отсутствием на посту часового-реддина. Улмир даже вернулся к лестнице, но часового нигде не было видно, однако снизу было слышно, как поднимается смена, мерно меряя шагами ступени широкой дворцовой лестницы. Он подумал, что если что-то не так, то они разберутся, и вернулся к дверям кабинета. Войдя внутрь, молодой человек, прежде чем опустить глаза и произнести церемониальную фразу, бросил взгляд на стол казначея. Старик иногда, когда они были одни, просто раздраженно мотал головой, показывая, что у него нет времени на все эти глупости. Возможно, Улмира спасло именно это. Старик казначей сидел, неестественно откинувшись на кресле. Улмир замер, но в следующее мгновение заметил слева движение и отпрыгнул, громко крича. Дюжий реддин бросился на него, выставив вперед острие меча. Улмир заметался по комнате, но реддин начал умело зажимать его в угол. Когда он нанес укол, Улмир вдруг вспомнил Грона, их последнюю попойку и вскинул перед собой серебряный поднос. В следующее мгновение клинок проткнул серебряную пластину. Улмир неуклюже крутанул его, уводя удар в сторону, и пнул пролетевшего мимо реддина. Тот врезался в стену и скрипнул зубами. Улмир выпустил поднос, оттолкнул нападавшего и, вопя во все горло, бросился к двери. Реддин быстро очухался и рванул за ним. Тут дверь отворилась, и на пороге появился караул. Старший, не поняв происходящего, шагнул навстречу реддину, но тот, махнув клинком, разрубил стражнику голову и следующим движением попытался дотянуться до Улмира. Он смог полоснуть его по ноге, но это сделала уже рука мертвеца. Караул проткнул реддина несколькими клинками. Улмир выскочил в коридор и обессиленно сполз по стене. Он не знал, что оказался единственным, кому в этот раз повезло.
Грон смотрел на говорившего. Он знал, что не пользуется особой популярностью среди лордов побережья, да и среди доброй половины князей — особенно из древних родов, властителей богатых центральных и южных долин, — но столь откровенный наезд… Такое было впервые. Грон поднялся.
— Не хочет ли благородный Эсторн сказать, что его младший сын гораздо лучше справится с честью быть князем долины Эгрон?
Палата князей негромко загудела. Грон ясно понимал, что любой из князей с радостью посадил бы на освободившийся после гибели в битве у Рогатой скалы князя Эгрона трон одного из своих многочисленных младших сыновей, но позволить такое другому… Князь Эсторн побагровел:
— Это наглая ложь.
— Тогда кого из достойных вы хотели бы порекомендовать на мое место? — вкрадчиво поинтересовался Грон. — Назовите имя, только сейчас, не медля, и я тотчас же освобожу трон князя долины Эгрон.
Князь Эсторн пошел пятнами. Он совсем не хотел сажать на столь вожделенный трон кого-то другого.
— В таком случае, — грозно закончил Грон, — я требую извинений, а если таковых не последует, то настаиваю на праве поединка.
Князь Эсторн позеленел. Об исскустве Грона владеть мечом ходили легенды. Лишиться жизни, выполняя дурацкий план какого-то гнусного выскочки, претендующего на трон Старейшего… Он шумно выпустил воздух и пробормотал:
— Возможно, я заблуждался.
— Громче, не слышу, — прикрикнул Грон, добавив металл в голосе.
Князь шумно откашлялся.
— Я… признаю… что возможно… был введен в заблуждение…
— Это не извинение!
— …и прошу у князя Грона, властителя долины Эгрон, снисхождения к моим словам.
Грон кивнул и опустился на место. Князь Баргот, властитель долины Сиргот, раздосадованно хлопнул ладонью по подлокотнику. Грон улыбнулся про себя. Он так и предполагал, что вся эта затея была идеей Баргота. Только исполнитель подкачал. Князь Эсторн умел грозно произносить монологи, но стоило его сбить с мысли, как он терялся и шел на попятный, а если еще его припугнуть…
— Кто еще хочет говорить, благородные? — послышался голос князя Эгиора.
Палата негромко шумела, но никто не выбрасывал рукавицу на пол перед креслом Старейшего.
— Да будут боги благосклонны к долинам, совет окончен, — произнес князь Эгиор ритуальную фразу, и князья загомонили, поднимаясь с мест и отодвигая кресла.
Грон прошел к выходу и бросил взгляд в сторону Баргота. Перед ним стоял Эсторн, съежившись, как побитая собака. Кто-то тронул Грона за локоть, Грон обернулся. Это оказался сам Эгиор.
— С первой речью тебя, князь Грон.
— Скорее с первой отповедью, — криво усмехнулся Грон, а Эгиор рассмеялся.
— Сегодня ты увеличил число своих сторонников. Князья в большинстве своем, конечно, не блещут умом, но сильных уважают. А ты сегодня доказал, что можешь постоять за себя не только на поле битвы.
— Значит, теперь, — насмешливо вопросил Грон, — меня признают уже не семь князей, а больше? Восемь?