Я посмотрел на часы. Хаза опаздывал уже минут на пятнадцать.
— Бабка Матрена оставила мне два «лимона»! Велела пропить, прогулять, а я — решил вам проиграть! — выкрикивал пунцовый от натуги и холода живчик, усердно гоняя по лотку меховой шар тремя стаканами из-под «фанты».
Похожий на цыпленка морозоустойчивый лимонно-желтый шар привлек внимание заезжего лопуха. Группа «активной поддержки», толкавшаяся вокруг, мигом оживилась, и наперсточник, сволоча злосчастную судьбу, начал продувать свои кровные направо и налево. Не его это, видно, был день. Или шар заменить следовало: слишком крупный и яркий, подлец, — заметно, под который стакан катится. Но поздно, поздно! Уже углядел его промашку лопух, и вытянул первую сотню из подштанников, и выиграл! И ставки увеличил! И — опять в яблочко!
Время такое: все заповеди в подкорке запрятаны. Важно денег срубить, пока счастье. А заповеди мы знаем, помним и соблюдаем по большим христианским праздникам, если настроение, конечно, соответствующее.
Хаза опаздывал. Я курил и злился. Сам был виноват — не смог отказать. Хаза поставил меня на ноги, и я вроде как чувствовал себя в долгу. Иной раз отключенный телефон помогает даже лучше, чем снотворное. А так, с трудом отклеившись от батареи, я доковылял до него на ватных ногах и снял трубку.
— Это не телефонный разговор! — с ходу предупредил меня Хаза.
— Неужели?! — Возмущению моему не было границ. — Тогда зачем я стою тут босиком с трубкой в руке, разбуженный твоим идиотским звонком, и слушаю весь твой бредовый текст?!
— Это еще не весь! — Хаза терпеливо дождался, пока я спущу пары. — Встретиться надо!
— Кому надо?!
Если бы он соврал, я повесил бы трубку. Потому что мне точно было не надо. Мне надо было немного вздремнуть и отправляться на поиски шахматиста Вершинина. Как-то хотелось уже закончить опостылевшую бодягу с настольными играми. Но оказалось, что встретиться надо было Хазе. Обезоруженный его искренностью, я пошел на попятную. После чего снова забыл выдернуть шнур из гнезда.
— Александр Иванович?! — Отозвался на мое грубое «Пропади оно все пропадом!» веселый баритон. — Заклунный из прокуратуры беспокоит! Рал, что застал вас в добром здравии!
— Застали-то вы меня на пороге, — уточнил я. — Так что давайте будем предельно кратки и вежливы.
— С кого начнем?! — поддержал меня Заклунный.
Звонок следователя меня нимало не озадачил. В последние дни я настолько не скрывал своего скоропостижного воскрешения, что продолжать еще верить в мою кончину могли разве очень заинтересованные персоны вроде Аркадия Петровича Маевского, у которого я так долго путался под ногами на пути к сокрушительной победе. Так что уж коли Хаза докопался до истины, следователю Заклунному с его опытом и агентурными связями сам Пинкертон велел меня достать. Думается, и вызов-то Журенко был им по большому счету затеян для подготовки нашего рандеву. Расположив к себе Андрея, Заклунный дал мне тем понять о лояльном отношении органов к моим активным способам защиты и опосредованно выразил свою личную заинтересованность в быстрейшем завершении этого многосерийного запутанного триллера. Нет, он явно был не из тех, кому следовало хамить.
— Нервы пошаливают, — постарался я как-то сгладить собственную резкость. — Надоели вы мне все до смерти. У вас родедорма, случайно, не найдется? Тазепама? Элениума? Что? Совсем никаких транквилизаторов?
Я оглянулся на спящую Веру Аркадьевну.
— Только для вас, бесценный Александр Иванович! — Следователь был сама любезность. — Валиум подойдет?! Мне адвокат знакомый подкинул. Так что взятки я беру, учтите сразу!
— Не болен кто ж? — усмехнулся я.
— Значит, часика в три, как договорились, да?! — Заклунный прикрыл трубку ладонью, что-то кому-то ответил и вернулся ко мне. — Ну, вот и славно! Кабинет помните?! Пропуск я закажу!
Валиум так валиум. Весь имевшийся у меня запас психотропных средств в количестве четырех таблеток — по одной из того, что я перечислил Заклунному, плюс еще какая-то дрянь — пошел на то, чтобы уговорить Европу для ее же собственного блага остаться хотя бы на сутки. Уговаривать пришлось почти силой, зато теперь она безмятежно спала под пасмурным небом Италии, списанным по случаю из соседнего окна. Обнаженный вояка, продевший ногу в стремя и готовый умчать свою наложницу, переброшенную через круп гнедого мерина, поглядывал сверху на Европу. Тяжкая дума омрачила его чело: «Ту ли я похитил?!»
Оставив всадника терзаться жестокими сомнениями, я вышел в коридор. Кутилина в мастерской не оказалось. Возможно, Юра отправился в творческую командировку за пивом, а возможно, и подальше. Пришлось мне в очередной раз прибегнуть к услугам участкового, благо что он дежурил в опорном пункте. Егоров великодушно откликнулся на мою нижайшую просьбу взять под охрану свидетеля обвинения, разыскиваемого международным картелем наркологов. Все лучше, чем идиотские жалобы гражданки Спичкиной выслушивать.
Егоров был мне нужен для исполнения своей основной в общем-то миссии: профилактики преступлений на закрепленном участке. Иннокентий Парфенович Вершинин мог скомандовать отбой потенциальным охотникам за Верой. Партию у Маевского он, в принципе, выиграл. Но мог он еще и не знать о внезапном помешательстве друга-соперника. Так или иначе, безопасность Веры я обязан был обеспечить.
Дождавшись Егорова, я дал ему пятьдесят долларов и ценные указания.
— Что-то здесь не то, — засомневался вдруг уполномоченный. — Лажа. Свидетелей обвинения ФСБ охраняет. Всей правды, Саня, ты не говоришь.
— Всей правды, — вздохнул я, — даже Скуратов по данному делу не ведает. Ну, хорошо. Только между нами: это не свидетель обвинения.
— Да?! — Егоров привстал на цыпочки и посмотрел через мое плечо на спящую красавицу. — А кто?!
— Свидетель защиты!
— Защиты кого?! — Участковый требовал доскональности.
— Лужина, — выложил я начистоту. — Но учти, охрана у нас наружная.
— То есть я стою на лестнице?
— То есть ты сидишь на кухне, — облегчил я участковому задание.
— Понял, — расслабился Егоров.
— Оружие применять только в исключительных случаях, — предупредил я его, прежде чем покинуть квартиру. — У тебя оружие есть?
— А какие случаи у нас исключительные? — Егоров расстегнул кобуру и проверил наличие пистолета.
— Все без исключения.
Пока Егоров отдыхал в тепле, я прыгал на холоде. На часах уже было 13.50. Проклиная Хазу, я закурил третью сигарету.
— Два — пустой, посредине — Лев Толстой! — Привокзальный крупье поднял средний стаканчик и предъявил мохнатый шар заезжему лопуху. — Ну что?! Дальше играем?!
Раздетый по всем канонам лопух огляделся по сторонам в поисках, должно быть, сочувствия. Денег-то ему искать определенно не приходилось. Но и сочувствия на лицах массовки он тоже не обнаружил.