– Шанс построил на этом прекрасный бизнес. Вот и у тебя появится шанс.
Шанс – такую странную фамилию носил наш приятель, чернокожий коллекционер африканского искусства, который долгие годы был просто любителем, а с недавних пор стал владельцем весьма прибыльного художественного салона на Мэдисон-авеню.
– У Шанса все обстояло иначе, – пыталась возражать она. – К тому времени, когда он перешел в профессионалы, он знал о своем товаре гораздо больше, чем девяносто процентов других торговцев в той же области. А что, черт возьми, знаю я?
Я указал ей на внушительных размеров абстрактное полотно, висевшее у окна.
– Напомни-ка мне, сколько ты заплатила за эту вещь? – спросил я. – А потом я скажу тебе, на сколько она потянет теперь.
– Тогда мне просто повезло.
– Или же тебе помогло умение видеть. Такую вероятность тоже нельзя исключать.
Она помотала головой:
– Я слишком невежественна в вопросах, связанных с искусством. А уж о том, как с выгодой торговать художественными ценностями, просто понятия не имею. Давай будем реалистами, ладно? За всю жизнь я лишь однажды продала котенка.
Занятно, как быстро меняется настроение женщины. Мы отлично провели время с Рэем и Битси, а перспектива работы над портретом отца по-настоящему взволновала ее, но вскоре накатила печаль. Я планировал остаться у нее на ночь, но незадолго до полуночи сказал, что ощущаю острую потребность посетить собрание.
– Потом вернусь к себе в отель, – предупредил я, и она не стала меня отговаривать.
На Манхэттене проводятся две регулярные полуночные встречи членов АА: на Западной Сорок седьмой улице и в самом центре – на Хьюстон-авеню. Я избрал ту, куда было ближе добираться, и час просидел на шатком стуле, попивая скверного качества кофе. Мужчина, выступавший главным оратором, начал с семи лет нюхать клей для сборки моделей самолетов, а потом перепробовал все наркотические вещества, любую отраву для мозгов, какая только существовала. Первое промывание желудка ему сделали в пятнадцать, к восемнадцати он успел побывать в реанимации, дважды чуть не умер от эндокардита после внутривенных инъекций героина. Сейчас ему было двадцать четыре, он бросил пить и изменил образ жизни, но успел нанести своей сердечно-сосудистой системе непоправимый вред, а недавно узнал, что является носителем ВИЧ.
– Но я остаюсь трезв, – заявил он.
В какой-то момент я оглядел аудиторию и понял, что намного старше подавляющего большинства собравшихся, за исключением седовласого и тощего как призрак мужчины, сидевшего в углу, который вообще был, вероятно, самым старым человеком во всей Америке. Пару раз во время последовавшей дискуссии я порывался поднять руку, но что-то удерживало меня. И столько же раз мной овладевало желание уйти до окончания собрания, хотя и этого я не сделал, покорно дождавшись финала.
Потом по Десятой авеню я пешком дошел до бара «У Грогана».
– Помнишь наш самый первый с тобой откровенный разговор? – спросил Мик. – Я тогда заставил тебя снять рубашку.
– Да, ты хотел убедиться, что на мне нет микрофона.
– Точно, – сказал он. – И, Богом клянусь, очень надеюсь, что его нет на тебе сейчас.
Берк уже отправился домой. Полы были помыты, а все стулья, кроме тех, что стояли у нашего с ним столика, перевернуты вверх ножками. Всего одно бра освещало зал. Мик только что рассказал мне историю, из-за которой мог бы попасть в тюрьму, если бы она стала известна прокуратуре. Случилось это много лет назад, но для такого рода деяний не существует срока давности.
– Никаких проводов, – заверил его я.
При этом я заглянул в свой стакан. В нем была лишь содовая вода, но я смотрел в него с таким видом, словно содержал он нечто покрепче. Так я в свое время смотрел в стаканы с виски, как если бы ожидал найти в них закодированные ответы на все свои вопросы. Но вопросы в спиртном только растворялись, хотя когда-то и этого было для меня достаточно.
– Никаких проводов, никаких обязательств.
– С тобой все в порядке, дружище?
– Наверное, – ответил я. – Я только что закончил трехдневную работу для «Надежности», а день посвятил тому, чтобы утешить одну вдову.
– Даже так?
– Или это она утешила меня. Сейчас мне комфортно, но почему-то очень холодно, куда бы я ни подался.
Мик ждал.
– Речь о прежнем клиенте, – продолжил я. – Ты должен помнить парня, которого завалили на Одиннадцатой авеню.
– Помню. Но только я думал, ты давно закончил то дело.
– Да, но не закончил с его женой.
– О!
Кто-то подергал входную дверь. Она была заперта на замок и засов, однако даже одного огонька внутри оказывалось достаточно, чтобы время от времени в сердце какого-нибудь пьяницы вспыхивала надежда. Мик встал, сделал несколько шагов в сторону двери и жестом показал незваному визитеру убираться. Тот попробовал дверную ручку еще раз, а потом понял, что усилия напрасны, и побрел дальше.
Мик снова сел за стол и наполнил свой стакан.
– Он пару раз заходил сюда, – сказал Мик. – Не помню, рассказывал ли тебе об этом?
– Хольцман?
– Он самый. Этим летом к нам почему-то особенно часто стали заглядывать люди, никогда не бывавшие в баре прежде. Отчасти это объяснялось множеством новоселов в округе. Но, конечно, свою лепту внесла и та мерзкая статейка.
«Ньюсдэй» опубликовала колонку о заведении «У Грогана» в залихватском стиле, где описывалась пестрая толпа завсегдатаев, но особое внимание уделялось легендам, окружавшим жизнь самого Мика.
– Это привлекало публику? – удивился я. – Казалось бы, статья должна была, скорее, отпугнуть обывателей.
– Мне тоже так казалось, – сказал он. – Но люди – странные существа. Твой знакомый тоже заходил и озирался по сторонам, как все остальные. Словно мог увидеть в углу разлагающийся труп.
– Он был стукачом, – сообщил я.
– Правда?
– Сдал налоговой инспекции собственного дядю, а потом подставил коллегу-юриста, злоупотреблявшего наркотиками.
– Боже милостивый!
– Неплохо зарабатывал на этом. Но скорее всего потому его и убили.
– Значит, с ним разделался не другой твой клиент? Бродяга в армейском кителе?
– Мог и он. Дело осталось нераскрытым окончательно.
– Не раскрытым? – задумчиво повторил он. – Но если не тот нищий, кто тогда?
– Кто-то, кого он сдал властям или собирался сдать.
– Он занимался шантажом?
– Насколько я знаю, нет. Если только не решил расширить сферу деятельности.
Он нахмурился:
– Тогда кто же решил отомстить ему? Дядя? Или тот юрист?