Как только купюра, попавшая в руки хозяина, втянулась ему под ногти, мастер Труа благосклонно кивнул Робу… дядюшке Робу, и тот захрипел и зашелся в кашле. Это означало, что он вот-вот разразится длительной, на пять-шесть слов, речью. Но Лерой уже все понял сам:
— Дядя…
Роб наконец справился с кашлем и начал выстреливать слова:
— Тироль… письмо… тетушка… Магмара…
Лерой коротко кивнул и бросился по коридору к своей комнате.
Мастер Труа проводил его умильным взглядом. Ах, мальчик сегодня заработал ему почти шесть сотен, ну что за душка! Хозяин так до конца и не понял, что произошло и о каком письме идет речь, но, судя по тем обрывкам, что достигли его ушей, вроде бы заболела какая-то родственница его уродцев. Ну и Адам с ней…
Однако через десять минут его настроение круто изменилось. Запершись в своем кабинете, он только-только приступил к приятнейшему занятию, которому предавался каждое утро (особенно после такой удачной ночи, как сегодняшняя), когда вдруг в дверь кабинета постучали. Мастер Труа на мгновение замер, затем торопливо захлопнул денежный ящик и ткнул пальцем в кнопку активации визи-камеры, чтобы посмотреть, кто это там ломится к нему в это святое (как это было известно всем обитателям борделя) время.
Экран показал развернутую картинку всех четверых земляков-уродцев, переодетых в уличную одежду и навьюченных вещмешками. Несколько мгновений Труа оторопело пялился на эту картину, грозившую пустить под откос все его финансовое благополучие, а затем решительно надавил на клавишу, открывающую электронный замок.
Через минуту все четверо выстроились у дальней стены его кабинета. Заговорил, как всегда, Лерой:
— Мы это… хозяин… нам надо уехать…
Мастер Труа, который в течение этой минуты продолжал с показной сосредоточенностью пересчитывать деньги, оторвался от своего занятия и сурово уставился на них. Несколько мгновений его маленькие свинячьи глазки бегали по их лицам в поисках признаков иронии (хотя еще мгновение назад он был совершенно уверен в том, что эти тупые выкормыши с окраинных миров в принципе не умеют шутить), затем его тонкие губы растянулись в подобии угодливой улыбки. О, он совершенно не собирался никак угождать этим провинциалам, еще чего… просто это был условный рефлекс, выработавшийся у мастера за долгие годы столичной жизни.
Столица — очень жестокий и подлый мир, где место под солнцем завоевывается в упорной схватке с тысячами других, тоже жаждущих этого места, где каждый готов вцепиться в глотку каждому и где даже самый мелкий и незначительный обитатель в любой момент может показать свои у кого мелкие, а у кого и неожиданно крупные и опасные клыки. Так что, как только нос мастера Труа различал в воздухе угрозу его собственному благополучию, все его органы тут же рефлекторно приходили в боевое положение, то есть на губах появлялась угодливая улыбочка, голос приобретал лебезящие нотки, а шея тут же опускала голову на пару дюймов ниже и разворачивала таким образом, что вся фигура мастера Труа приобретала униженно-просящие очертания. А что делать? Возможность встречать угрозу глядя ей в лицо и с гордо поднятой головой всегда, во все времена, стоила в столице слишком дорого и для многих и многих ее обитателей была недостижимым удовольствием.
— Но… как же так, дорогие мои? Неужели вы хотите бросить старого дядюшку Труа? И это после всего, что я для вас сделал?
Лерой переступил с ноги на ногу и, вжав голову в плечи, угрюмо пробормотал:
— Простите, мастер, нам надо… тетушка Магмара помирает… и сарай надо матери отремонтировать…
Мастер Труа всплеснул пухлыми руками:
— О Ева-заступница, какие мелочи… — По изменившимся лицам стоявших перед ним главных источников дохода он мгновенно понял, что так говорить нельзя, и сменил тон: — Нет-нет, мне тоже очень жалко вашу тетушку, я даже готов… — Тут его руки вновь торопливо погрузились в денежный ящик, лихорадочно отыскивая среди смятых бумажек купюры помельче. — Вот… возьмите, — толстые пальцы мастера вынырнули наружу с несколькими зажатыми между ними купюрами достоинством один и два кредита, — отправьте эти деньги тетушке, и она сможет купить на них дорогое лекарство (это была неслыханная щедрость, поскольку предложенная хозяином сумма превышала месячный заработок любого из стоящих перед ним). Так что вам совершенно незачем ехать самим… — Мастер Труа рассыпался довольным смехом. И напрасно. Стоявшие перед ним уроды — гаранты его процветания лишь угрюмо переглянулась и еще больше нахохлилась. Похоже, их решимость покинуть “Отель удовольствий” была слишком твердой, чтобы ее могла поколебать такая сумма, как, наверное, и более крупная. Но мастер Труа попытался.
— Послушайте, вам совершенно незачем уезжать. Вашей тетушке лучше поможет квалифицированный врач. А вы там будете только мешаться. Более того, здесь вы сможете заработать… причем больше, намного больше, чем раньше. Я согласен платить вам… — Тут мастер Труа запнулся, ибо слова, что сейчас готовился произнести его язык, жгли огнем его сердце. — Вы будете получать… два-ад… нет, тридцать кредитов в месяц! — Хозяин борделя вздрогнул и зажмурился от подобной перспективы и едва не дал задний ход. Но… если эти трое уедут, то на его “Отеле удовольствий” можно поставить…
— Да! Я буду платить вам тридцать кредитов. — Хозяин решительно кивнул, тряся тройным подбородком и, распахнув глаза, гордо уставился на стоящий перед ним персонал. К его изумлению, даже столь чудовищная сумма совершенно не произвела на них никакого впечатления. Мастер Труа, все еще не пришедший в себя от собственной щедрости, оторопело вытаращился на них. О Ева-спасительница, что же еще может их остановить? И тогда мастер Труа решился на отчаянный шаг. Он вновь запустил руку в денежный ящик и (буквально чувствуя, как скрипят и хрустят пальцы) вытащил оттуда две измятых полусотенных кредитки:
— Вот, вот, возьмите, отправьте тетушке, матери… на это можно построить дюжину сараев.
Гаранты процветания переглянулась, Тироль покачал головой:
— Да-а-а…
Ему в ответ кивнул Лерой:
— Двенадцать сараев! Это… о-о-о-о!
Следом покачал головой дядюшка Роб, а Идрису выпала часть закончить обсуждение.
— Да уж! — глубокомысленно заявил он. Но к протянутым Труа деньгам никто не прикоснулся.
Мастер нахмурился и тряхнул вытянутой рукой (деньги жгли ему пальцы):
— Ну же, чего вы стоите, берите!
Уроды снова переглянулись, Лерой вздохнул:
— Извините, мастер Труа. Но… нам не нужно столько сараев!
Большой парадный выезд герцога Эсмеральды, как и большинство подобных моделей других высокопоставленных особ, был сконструирован на базе стандартного армейского десантного бота типа “Мотылек”. Вообще-то ходили слухи, будто у графини Эрлисии большой парадный выезд был собран на основе ходовой платформы типа “Гусь” (в просторечии “Большая буханка”), но это было уже нонсенсом. “Гусь” имел сорок ярдов в длину и двенадцать в ширину. А поскольку согласно традиции парадный выезд передвигается только над наземными дорогами и на высоте не более одного фута от поверхности, для подобного монстра оказывались недоступными девяносто девять процентов наземных дорог. Он просто не вписался бы в первый же поворот. Так что даже если это и было правдой, то, скорее всего, этот парадный выезд графини никогда не покидал пределы ее поместья. Парадный же выезд герцога Эсмеральды был вполне стандартных размеров — десять ярдов в длину и три с половиной в ширину. И внешне он почти ничем не отличался от классических образцов — высокий корпус с огромными зеркальными окнами, массивная сдвижная дверь, масса хрома и позолоты и пара двойных “стаканов” для лакеев в кормовой части. Конечно, открытые площадки с поручнями, по мнению герцога, выглядели бы шикарнее, но ей эта колымага досталась по наследству, и она решила ничего не менять. Тем более что, если все пойдет по плану, от нее все равно придется отказаться. Может быть, поэтому она так полюбила эти вечерние поездки по поместью. Настолько, что велела заложить парадный выезд даже сегодня, хотя с самого утра не переставая лил дождь… Впрочем, скорее всего, это был один из последних выездов. Сообщение профессора Антемы заставило резко форсировать планы, поэтому скоро все должно решиться. Скоро произойдут события, которые вознесут ее, герцога Эсмеральду, на самую вершину власти… и заставят отказаться от маленьких радостей. Поэтому она спешила пользоваться моментом…