— Младотурки, — подсказал Никос Казанцакис.
— Да, младотурки, которые связаны с разного рода тайными и дипломатическими организациями Европы и Соединенных Штатов и которым удалось отстранить от власти султана Хамида. Это произошло 23 июля 1908 года, то есть шесть лет назад. Тогда все турецкое население, в том числе и мы, армяне, ликовали по поводу смены режима и представить себе не могли, что разрушительное семя, посеянное Абдул-Хамидом, принесет плоды в виде правительства младотурков, — продолжил Андрасс дрожащим от нескрываемой печали голосом.
— Мы сожалеем, — сказал Линкольн.
— Не беспокойтесь. Когда победят англичане, мы наконец сможем обрести свою страну. Подойдите, я покажу вам маршрут, которому вам нужно будет следовать, — сказал Андрасс, направляясь к столу; все подошли к нему и встали вокруг. — Вас будут сопровождать четыре наших человека. Они будут вашими проводниками и охранниками. Вот, смотрите, — сказал он, склоняясь над картой. — На протяжении всего маршрута вам придется идти по турецкой территории. Это наиболее безопасный маршрут, хотя и не самый короткий. Воспользуйтесь поездом «Стамбул — Эривань». Оттуда на повозке по старой дороге до Баку и далее по морю до Рашта, далее на Казвин и уже оттуда в долину Аламут. Возвращаться вам будет лучше через Сирию, которая тоже находится в состоянии войны, но там вам помогут англичане.
— Сколько времени у нас может занять все путешествие? — спросил Геркулес, которого беспокоило состояние Джамили: оно было стабильным, но сколько времени продлится эта стабильность, было неизвестно.
— Отсюда до Эривани на поезде — три дня, если не будет задержек, но сойти вам нужно будет раньше. Этот город находится в российской части Армении. От Эривани до Баку — два дня на повозке. Сколько времени займет путь оттуда до Казвина, я не знаю. Бывать там мне не приходилось, но через два-три дня вы будете уже у подножия гор.
— Все вместе составит восемь-десять дней, — подсчитала Алиса.
— К этому следует прибавить время продвижения по долине Аламут и время на возвращение, — добавил Геркулес.
— Один месяц, если все пойдет нормально. Через месяц вы вернетесь.
Геркулес ощутил сухость во рту. Он винил себя за то, что не смог поймать аль-Мундира. Теперь же им предстояло пересечь Турцию, Ирак и Иран, преследуя сумасшедшего фанатика.
Стамбул, 22 января 1915 года
Армен Мовсисян оглянулся, но слежки за собой не обнаружил. В последние дни им владело чувство беспокойства. Кое-кто из друзей султана рассказал ему, что военные замышляют что-то против армян, но он решил, что речь идет об обычных погромах. Несколько армян-христиан умрут, что послужит снижению накала мусульманских страстей, и все вернется на круги своя. Он не считал себя циником, но судьба ничтожного числа бедных армян не очень-то его беспокоила. Он был в первую очередь турком и только во вторую — армянином. Его семья состояла на службе у трех султанов, и даже в самые трудные времена, во время правления Красного Султана, им ничто не угрожало.
На Стамбул опускалась ночь. Армен Мовсисян ускорил шаг, вышел из армянского квартала и направился к дворцу. Ему показалось странным, что султан вызвал его к себе в столь поздний час, но кем он был, чтобы ставить под сомнение решение прямого потомка Магомета.
Он шел по широкому проспекту. После захода солнца наступал комендантский час, улицы пустели, но у него был специальный пропуск. Армен почувствовал озноб и застегнул пальто. Небо застилали большие плотные тучи, воздух повлажнел, отчего кости старого армянина заныли.
Позади послышалось какое-то бормотание, и он испуганно оглянулся. Трое молодых евреев о чем-то возбужденно переговаривались. Было странно видеть евреев на улице в столь поздний час, но некоторые из них допоздна изучали Тору под руководством раввинов в специальных школах. Группа собеседников подошла к нему, и один из молодых людей заговорил:
— Извините, мы заблудились. Вы не знаете, где находится улица Османада махалеси?
Армен Мовсисян удивился. Этот квартал находился на другой стороне Золотого Рога [40] , а евреев там не жаловали.
— Вам нужно пройти до моста.
— До какого моста? — спросил на превосходном арабском юноша.
— Вон до того, — показал пальцем Армен.
— Вы не могли бы пройти вместе с нами?
— Сожалею, но я должен быть срочно в Долмабахче [41] . — И старый Армен Мовсисян пробормотал что-то невразумительное про себя и пошел своей дорогой, но молодые люди, не дав Армену опомниться, обступили его, распахнули свои плащи, обнажая огромные кинжалы.
— Святой Георгий, помоги мне!
Трое набросились на старика, нанося удары кинжалами, от которых он мог защищаться только голыми руками.
— Неверный старикашка, — сказал один из них. — Мы, ассасины, отправляем тебя, как безбожника, в ад. Пройдет немного времени, и весь твой род покинет земли ислама.
Старик упал в лужу крови. Туман уже заволакивал его глаза, а молодые люди все наносили ему, лежачему, удары своими кинжалами. Старик начал про себя читать молитву. Древний Бог армян, тот самый, которого он так часто презирал, сейчас стал его единственным утешением.
— Сегодня был только один, завтра умрут сотни! — воскликнул ассасин, вытирая свой палаш об одежду старика. Его сотоварищи улыбнулись его призыву и отправились на поиски новой жертвы.
Стамбул, 23 января 1915 года
Когда Мустафа Кемаль вошел в тронный зал, на лице султана лежала печать беспокойства. Большие глаза были закрыты, голова опущена. В то утро он не привел себя в порядок, и его внешний вид был жалок.
— Что происходит, султан? — спросил генерал.
— Вы этого не знаете? Сейчас об этом знает уже весь Стамбул.
Мустафе было известно о жестоких убийствах предыдущей ночи, но он всячески скрывал эту информацию от обеспокоенного монарха.
— Они убили моего секретаря по вопросам экономики Армена Мовсисяна в нескольких метрах от дворца. Наши враги повсюду, — произнес султан низким голосом.
— Это всего лишь презренный армянин. Чего стоит его жизнь? Мы давно просили вас уволить его.
— Его семья служила моей династии более двухсот лет. Зачем было его убивать?
— Затем, что он был христианином, а вам хорошо известно отношение народа к фаворитизму по отношению к христианам.
— Фаворитизм по отношению к неверным? Они могут критиковать мое правительство, но я всегда был беспощаден к армянам-бунтовщикам.