Песни? Ага, нравятся. Смешно немножко, он Медведев… кто? Да певец же, это же не мои песни, вы что?! Так вот, и я Медведев. Раньше такие песни почти никто не слушал, а сейчас слушают. Я думаю, там какой-то код на всякое хорошее… ой, ну и пожалуйста, не буду фантазировать. Спрашивайте еще.
Тоже Олег. Олег Горин. Четырнадцать. Так и просится слово «изящный». Латунного оттенка волосы, густо-голубые глаза, движения плавные, нехарактерно для подростка. Смотрит вроде бы на собеседника, а вроде бы куда-то мимо, не поймаешь взгляд. Но после первых же слов глядит уже в глаза, почти не мигая. Внимательно и упрямо. Не как его старший тезка, не холодно, а именно сверлит собеседника глазами, даже немного не по себе.
– То есть как зачем делаю? Потому что я это могу делать. Умею. Я и раньше не так уж мало умел. Даже мечтал разведчиком стать, но это так… больше в мечты играл. Не знал, как взяться. В общем, я умею, а большинство наших – нет. И что, им идти? Кому-то же все равно надо.
С какой стати мне ее бояться? Кто вам сказал, что все боятся? Я не боюсь. Я? Я родновер. Почему не христианин или неверующий? Потому что Христос учит смирению. А как смириться со злом, не подскажете? А с таким злом, как сейчас? Тоже не знаете. Вот и я не знаю и не могу. Неверующий? А неверующих не бывает, все во что-то верят, даже сейчас. Пусть в пакость какую-нибудь, пусть хоть в Сатану, а все равно верят. Вот и я верю в Закон Рода. Да, мне и в школе говорили, что я слишком взрослый.
У меня была девчонка. Я не смог ее спасти. Ее на моих глазах убили, просто убили, а я ничего не смог сделать. Жил за городом, в деревне, в брошенном доме… Тоже убивал, приходилось. Нет, не за еду. Потому что меня убить хотели, вполне достаточная причина. Тех, кто Лидку замучил, я тоже нашел всех троих и убил. Не в открытом бою, но мне простится, по закону, если ты не взрослый, то можешь мстить не лицом к лицу. Да и такой дряни не мстят, ее уничтожают, неважно как… Потом с Женькой встретился.
У меня только просьба будет. Вы поскорей решите, кому куда идти. Я ждать очень не люблю. Извините.
Агенты Немой, Гитара, Атос и Мажор (Евгений Белосельский, Антон Медведев, Олег Горин и Олег Щелоков) должны были отправиться через две недели – столько нужно было времени на минимальную более-менее серьезную подготовку. Немому предстояло добраться до Буреи и пройти по ее течению на северо-восток. Гитаре – выбраться к развалинам Хабаровска и следовать дальше в направлении Зеи, сколько это будет возможно, исходя из местных условий и граничных сроков возвращения. Атосу – исследовать берег Татарского пролива. Наконец, Мажору поручалось самое сложное – проникнуть в Китайскую Маньчжурию и изучить обстановку там. Фактически предполагалось, что, в отличие от остальных троих агентов, он не имеет права даже просто показываться на глаза местным (если там кто-то есть еще)…
Романов возвращался в Думу, снова и снова перебирая в уме все обстоятельства плана. Ветер утих, стало суше и холодней. Небо висело над головой по-прежнему беззвездное, но какое-то белесое, словно бы светящееся изнутри. Вокруг царила странная, полная и тревожная, тишина, и в этой тишине отчетливо различался шум огромной стройки с сопок – почти пугающе четкий и близкий. Казалось, работы идут совсем рядом, за поворотом. Но за повортом – все та же наполненная шумом с сопок безлюдная полутемная улица…
В свете следующего фонаря Романов неожиданно различил какой-то рой черных мушек. Прежде чем он успел понять, что это такое, его лица неожиданно сразу в нескольких местах коснулись холодные искорки, обернувшиеся на коже, словно по волшебству, капельками воды. Он вытер щеку перчаткой и только теперь понял: мушки лишь кажутся черными в какой-то момент стремительного падения через фонарный свет, на самом же деле они – белые.
Это был снег. Первый снег первого года нового мира.
Тряпочки для обтирки
И всяческие излишки
Смешались в свином корыте
В объедочный парадиз…
Держи же меня за шкирку,
Живущий во мне мальчишка!
Держи же меня за шкирку –
Не дай мне скатиться вниз…
Дай мне руку, мальчик.
Дай мне руку, мальчик.
Дай мне руку, мальчик –
Быть может, я еще жив…
О. Медведев. Мальчик
Лето наступало. Неохотно, сыро, неуверенно, погода была совершенно не майской (даже для начала мая), еще не везде по тенистым местам стаял снег – но все-таки лето наступало. И невольно хотелось верить, что прогнозы оказались ошибочными, что все как-то устаканилось… В конце концов, зима была не более холодной и не более снежной, чем обычно, разве что лишь чуть ветреней…
Большой Круг собрался в первый раз за два месяца. Это было связано с недавней эпидемией и общей загруженностью работой. Стоя под огромной картой, Романов с удовольствием разглядывал собравшихся людей, слушал, как они переговариваются друг с другом. Несколько человек – вполне почтительно, впрочем, – высмеивали Лютового; все испытывали радостный подъем от того, что все-таки, похоже, будет лето. Романов вполне понимал людей и давал им время выразить эту радость, медлил с началом совещания, даже повернулся и стал рассматривать карту.
Это тоже было приятное зрелище. На карте тут и там утешительно пестрели флажки. В основном просто черно-желто-белые флажки РА. Но тут и там видны были и другие, причем отстоявшие далеко от основных границ.
Черный кельтский крест, «СВД» и рогатина на золотом фоне Русакова.
Черно-желто-белый с белой окантовкой круг с бегущим над ним красным волком Жарко.
Белое перо и красный меч Белосельского.
Золотой витязь Севергина.
Красный рубежник Батыршина.
Синяя сварга Юрзина.
Белые стропила с золотым солнцем Шумилова.
Традиция использовать личные гербы у витязей крепла с каждым днем, хотя официально тут никакого правила не было. Сам Романов, например, так и обходился пока без герба. А Муромцев, если взять его, просто отмахивался и от звания витязя, и от разных прочих мелочей типа гербов.
Начинать было все-таки надо. И когда люди в большой комнате увидели, что Романов прочно устроился на своем месте и молча, выжидательно, смотрит в зал, внимательная тишина довольно быстро наступила сама собой.
– Рад всех вас видеть вместе. – Романов поднялся с кресла, вышел и встал перед столом. – Рад, что мы живы, рад тому, что, похоже, у нас будет еще как минимум несколько месяцев…
– А я этому рад особенно – именно этим месяцам, – сказал сидевший в переднем ряду Хегай Ли Дэ.
Кореец практически не изменился – он выглядел плохо, но стабильно плохо, и его плохой внешний вид никак не отражался на работоспособности. Не раздалось ни единого смешка. Все понимали, о чем говорит Хегай, – о еще одном, возможно, урожае, собранном с земли. Романов кивнул и продолжал: