– Женька! – окликнул Романов, садясь. Дружина еще вчера перебазировалась по приглашению Лодыря в школу, где всем вполне хватило места. Сам Романов сперва говорил с местными в битком набитом клубе, потом – засиделся со старостой за деловыми разговорами… Женька был тут, точно. На столе стоял кувшин все с тем же квасом, открытая банка консервов и миска с чем-то непонятным. Романов, перебравшись к столу, увидел на кувшине записку, чуть прищемленную крышкой, – почерк был Женькин. «Все нармально. Спити сколько надо. Полный порядок. Тут еда. В миски не знаю что, Лодырь сказал, что вкусно».
Романов подцепил желтоватый кусочек двумя пальцами, положил в рот, прожевал неспешно.
Это была пареная репа.
* * *
Еще вчера Романов посмотрел склады и ледники в глубоких пещерах на сопках – когда-то тут добывали золото, как ему объяснили, а выработки еще прошлой осенью приспособили под общественные хранилища. В Поманухах никто не знал о грядущей зиме, но об ядерной войне знали, и этого знания вполне хватило, чтобы сделать вывод о грядущих нелегких временах. Кроме того, в деревне от века занимались рыболовством, даже колхоз рыболовецкий действовал до самого последнего времени, а теперь в Амуре какая рыбалка? В речке же с не очень ей подходящим названием Бешеная, протекавшей через деревню, рыба водилась, но так – мальчишкам на удочку. Чем, впрочем, никто не пренебрегал.
Сейчас в Поманухах жило больше двух тысяч человек – против тех семи сотен, которые составляли местное население до войны. Почти тысяча – беженцы из лагеря рядом, остальные прибились поодиночке и группками в разное время. Лодырь валял дурака в разговоре с Романовым – за неполный год поманухинцы уничтожили пять мелких банд, разгромили и выбили прочь одну крупную, костяк которой составляли бывшие «вованы», контрактники внутренних войск. И поговаривали о совместном походе на Ващука, о котором тут знали от пленных бандитов, – ждали только этого самого Леху Дальнобоя. Но тут Романов местных опередил, за что они, впрочем, не были в обиде на него.
И все-таки Романов понимал, что сами по себе Поманухи обречены. Нет, наверное, не на вымирание. Даже не на одичание, нет. Но на превращение в чисто сельскохозяйственный анклав, занятый вопросами добычи пропитания и обороны. И как бы успешно такие вопросы ни решались, прогресса тут не будет.
Кстати, местные это понимали тоже. Романов был удивлен, когда вчера во время встречи в клубе разговор настойчиво заводили о «постоянном сообщении».
Мертвый Комсомольск-на-Амуре и Владивосток связывала железная дорога. Через такой же мертвый Хабаровск. Соваться туда не стоило даже под прикрытием надежной брони. Но была еще ветка до Ванино – Ванино с окрестными поселками должен был «привести в порядок» Юрзин, хорошо знавший Советскую Гавань. А до Ванино, в свою очередь, от самого Владивостока даже зимой нередко ездили по прибрежной дороге, а любители экстрима и по срочным делам – иногда прямо по льду Татарского пролива. И если уж зима и впрямь нагрянет такая, какая она обещана, Татарский пролив «станет» намного надежней обычного, а ветер не даст там скопиться сугробам… то почему бы не пустить от Владивостока до Ванино какой-нибудь транспорт? Аэросани есть на складах, но они дороги, а вот… может, большие буера? Должно же получиться! А оттуда – пусть нечастый, но рейсовый поезд-бронепоезд? Он «свяжет» как раз все свежеосвобожденные территории… Кроме того, Романов понимал, и теперь понимал точно, что такое действие обнадежит людей. И крепко. Никто не будет чувствовать себя со своей небольшой общиной запертым посреди враждебного мира, если хотя бы раз в неделю «как раньше» начнет прибегать состав…
Посреди улицы играли в лапту две команды мальчишек – человек тридцать, не меньше. Не самые маленькие, не слишком большие – где-то лет по девять-двенадцать. Ор стоял такой, что во всех соседних дворах истерично страдали собаки. Романов обратил внимание на две вещи. Первая – вдоль дороги были аккуратно составлены этакими военизированными «пирамидками» разные-всякие тяпки и грабли. То есть вся эта компания, видимо, отдыхала то ли от трудов праведных, то ли перед ними. Второе – практически у всех ребят на поясах (на большинстве были спортивные штаны или джинсы… Не сразу Романов сообразил, что некоторые джинсы – просто-напросто полотняные простенькие штаны, чуть ли не домотканые!) висят ножи. Видимо, не для понта и даже не для соблюдения какой-то исторической аутентичности, а как рабочий инструмент.
Смотреть на игру было приятно. Очень приятно почему-то. Хотя в игровые вопли нет-нет да и вмешивался густой и смешной в детских устах мат.
А потом Романов заметил Максима.
Балабанов сидел на обочине чуть за оградой соседнего дома – играющим он был почти незаметен, а сам с интересом смотрел за игрой, обняв коленки и грызя травинку. Вечный в этих местах ветер чуть шевелил мальчишке волосы на затылке, старательно ушитый, но все равно великоватый камуфляж на спине поднялся складчатым горбом.
Романов напрягся. Несколько секунд помедлил, потом все-таки пошел к мальчишке. Играющие вопили вовсю, Романов шел бесшумно – и все-таки Максим быстро обернулся, когда Романову оставалось сделать еще шагов пять, не меньше. Так же быстро вскочил, одернул камуфляж и опустил глаза.
– А ты почему не играешь? – спросил Романов. – Не берут? Или не умеешь?
– Да я уже понял все, это же простая игра, – тихо сказал мальчик, глядя в землю. – А не играю… я и не просился. Я просто сижу и смотрю. Разве нельзя? – Романов промолчал, и мальчишка пояснил, кивнув в сторону играющих: – Они сперва подошли, спросили, кто я, что тут делаю… Я сказал, что приехал с Романовым, ну они сказали «а», и все.
– А где Игнат? – Романов огляделся.
– В школе… Я один пришел.
Романов вздохнул. Умом он понимал тщетность и глупость такого разговора, потому что сотни тысяч таких мальчишек были мертвы, умирали или мучились – от голода, в рабстве, от одиночества… Думать следовало обо всех. И точка. Но промолчать и уйти он не мог.
Не мог, и все.
– Игнат тебя обижает? – спросил он тихо.
Максим поднял глаза – искренне удивленные. Пожал плечами:
– Никто меня не обижает, что вы! А Игнат очень хороший… Даже смешно, какой заботливый.
– У него был брат, очень похожий на тебя, – пояснил Романов. – Был – и погиб.
– Я догадался… А как эта игра называется?
– Лапта…
Мальчишка повторил:
– Лапта… Похоже на бейсбол.
– Ты играл в бейсбол?
– Не… Просто похоже…
– Максим, – Романову правда было интересно, – зачем ты лезешь в схватки? Я тебя видел, когда брали ту школу.
– Ну… – Мальчишка пожал плечами: – Я же не просто так. Попить кому-нибудь, лекарства разные… Я же живу у вас, ем, сплю, надо же что-то делать…
– И тебе не страшно?
– Я не знаю… – Мальчишка повернулся к играющим, посмотрел на них и спросил, не поворачиваясь: – А вы всех ведь убили, да?