– Боря, не умничай. Ты лучше скажи: жить будет?
– Нет. Через сутки ласты склеит.
– Тогда нечего с ней возиться. Копатыч, кончай ее. Один из медиков Загребина, который минуту назад пытался «оживить» пленную, отодвинул Зяму, перевернул снайпершу на живот и один раз ударил пяткой в шею. Чуть слышно хрустнули кости, по телу немки прошла судорога. Зяма наклонился к убиенной, проверил пульс, после чего похвалил коллегу:
– Митька, можешь же, когда хочешь! Копатыч ничего не ответил. Он схватил тело за ногу и потащил в сторону, где висели останки командира снайперов.
К Ковалю подошел Бойченко и отчитался:
– Всё. Немки кончились. Наши и «северяне» в охранении.
– Добро, – кивнул Коваль.
– Так, други мои, – окликнул меня и Коваля Загребин. – Идите сюда.
Димка разложил перед нами карту, найденную у командира снайперш.
– «Валькирии», судя по карте, должны были вы двинуться в наш тыл. Исходя из отпечатков пальцев на карте и следам неких тупых твердых предметов им, – Димка кивнул в сторону снайперш, – предстояло занять несколько точек в зоне ответственности нашего фронта. Сопоставив эти точки, я получил не кую дугу. Но остатки моих знаний говорят, что такое расположение не характерно для действий снайперов в тылу противника.
Загребин показал нам карту, изъятую у покойного майора. Первое, что бросалось в глаза, – масштаб карты, его величина. Второе, что бросалось туда же, – это точность, с которой карта была выполнена. Возникало ощущение, что её сделали не стандартным способом, а нарисовали специально для командира «валькирий».
Димка обработал карту специальным составом, позаимствованным у криминалистов. Состав не только выявлял отпечатки пальцев, оставленные на любой поверхности, но и позволял отлично рассматривать их при освещении ультрафиолетом.
– Вот смотрите, – Димка подсветил своим фона рем.
На карте проявились множественные отпечатки пальцев. Часть из них была сгруппирована в отдельных точках карты, что позволяло сделать вывод: владелец карты несколько раз показывал кому-то места, интересующие его или же ещё кого-то. Учитывая, что сработали мы против группы снайперов, сам собой напрашивался следующий вывод: местами этими были точки, где подчиненным покойного полагалось разместиться.
– Остатки твоих знаний не обманули тебя, – согласился с мнением Загребина Коваль. – Количество огневых точек и незамкнутость линии указывают на то, что из этой карты мы получили не всю информацию.
Леха оглянулся на пленных и предложил:
– У нас два варианта. Первый: из карт каждой снайперши можно попробовать получить данные криминалистическим путем, а потом всё сопоставить. Либо – плотно допросить баб.
– Давай сразу оба, – предложил Бойченко. – Загребин пусть «пытает» карты, а Бармалей со своими головорезами пытает немок.
– Саня, сработаешь? – спросил Загребин.
– Легко, – согласился я. – Марся, тащи сюда Макса.
Тот кивнул и умчался за нашим переводчиком. Я внимательно осмотрел немок, вглядываясь в лицо каждой. Сделав для себя нужные выводы, вернулся к Загребину. Марсель уже вернулся с переводягой.
– Дима, убитая Копатычем девка с кем в паре была?
– Сейчас узнаем, – он подозвал медика, перестаравшегося при захвате и впоследствии порешившего пленную. – Митяй, покажи, кто был в паре с покойной.
Копатыч уверенно направился к барышне, лежавшей с краю:
– Эта.
– Тащи её к нам, – велел я.
Он, не церемонясь, схватил барышню за шкирку и волоком подтащил.
– Дима, карту её давай.
Загребин выудил из пачки карту немки, обработал ее, покрутил в руках и жестом показал, что информации нет.
– Макс, – велел я переводяге, – работаем по схеме «да – нет». Эта «да».
Макс кивнул, склонился к пленной и зашептал ей инструкции. Схема «да – нет» использовалась для развязывания языков у попавших в плен при условии, что пленных было больше трёх. Схема проста как мычание. В зависимости от ценности пленного, его заставляли кричать «да» или «нет». Кричавшего «да» оставляли в живых, кричавшего «нет» – убивали на глазах присутствующей публики. Из карты, данной фрау, мы не смогли получить никакой информации, поэтому она должна жить и, соответственно, кричать «да». Макс закончил инструктаж, а я вытащил нож. Мы с Марсей потащили пленную к двум покойникам, один из которых висел без башки, а вторая лежала под ним, со сломанной шеей. Немка, поняв, куда её тащат, сжалась.
Уложив снайпершу лицом на убитую напарницу, я вытащил шарик из её рта. Продукция БДСМ-индустрии неожиданно плотно вошла в нашу боевую жизнь. По крайней мере изделия, позволяющие зафиксировать конечности или не позволяющие говорить-кричать, после случая с Роджером стали обязательными в наших укладках. Наш квартет (немка, Марся, Макс и я) был достаточно далеко от группы пленных, поэтому наши вопросы те не слышали. А крики фрау «ja», в переводе «да», были слышны отчетливо. Выглядело это так:
– Кричи, сука, – шептал я.
– Ja, – подсказывал Макс.
– Ja, – отвечала пленная.
– Громче!
– Lauter! – дублировал Макс.
– Ja! – вторила немка.
Минуту я имитирую вопрос, минуту Макс имитирует перевод, немка кричит:
– Ja!
Кричит она, потому что ей больно. Ее указательный палец взят мною на болевой, и вот-вот сломается. Но никто этого не видит.
Я снова имитирую вопрос и в «подтверждение» своих «угроз» втыкаю нож в тело покойной напарницы, достаю его и медленно подвожу к глазу немки.
– Ja, – подсказывает Макс.
– Ja!
– Lauter!!
– Ja!!
– Lauter!!! – Макс срывается на крик, а я прикладываю нож к лицу пленной.
– Ja!!! – кричит и рыдает та.
– Очень хорошо! Оттащите эту мамзель. Марся и Макс оттащили фрау метра на четыре и заткнули ей рот.
– Кого дальше? – спросил Макс.
– Давайте вон ту, – показал я на дамочку лет сорока с лошадиным лицом.
– Ёлки-палки, – вздохнул Марся, – ну почему истинные арийки такие страшные?
– Именно потому, что они истинные арийки, – пояснил Макс.
– В смысле? – не понял тот.
– Когда «приток свежей крови» останавливают и начинают размножаться только в рамках одного прайда, происходит вырождение оного.
– А порнуха немецкая? – не согласился Марся. – Там вон какие телки.
– В порнухе, друг мой, снимаются актриски из Восточной Европы. Поэтому там и есть на что посмотреть. И хватит уже болтать. Берись.
Они подтащили даму ко мне. Макс объяснил ей, что нужно кричать «нет». Я ухватился за палец пленной, начал его выворачивать, а Макс «задал вопрос», пробормотав что-то невразумительное.