— Салам, Хвост. — Голос в телефоне звучал отрывисто и злобно. — Люди на фонаре сидят, психа кидают, а ты трубку отключил! Почему сам не прорезался? Память отшибло, номер подзабыл? Так смотри, напомним. — На краткий миг монолог прервался, потом уже тоном пониже спросили: — Как прошло, по железке?
— Нормально все. — Виктор Павлович сглотнул, он уже догадался, что с головой окунулся в какое-то очередное дерьмо, и жалобно заскулил в трубку: — Траванулся чем-то в дороге, выворачивает так, что ни до чего на свете. Бог даст, завтра нарисуюсь.
— Скурляешь, Хвост, потому что захезал. — Голос стал презрительно-насмешливым. — Жду завтра поутряне, опоздаешь — рога обломаю. Адья. — И связь прервалась. Артикуляция была блатной, интонация тоже.
«Да, свинья грязи всегда найдет». Ликвидатор нехорошо усмехнулся. И что бы этому Берсеньеву не быть как все — министром, летчиком, водопроводчиком… Нет, милейший парень Мишаня, как видно, был контрабандистом. Таскал из Амстердама что? Правильно, наркотики. Виктор Павлович быстро оделся, погасил в комнате свет, чисто из профессионального интереса подхватил берсеньевский чемоданчик, «бенефон» и выскользнул в темноту лестничной клетки, — проницательный внутренний голос советовал ликвидатору линять незамедлительно. Не получилось.
В подъезде было тихо, однако уже возле самой входной двери от стены отделились двое; один, оказавшись мощным, широкоплечим амбалом, профессионально въехал Виктору Павловичу прямо в челюсть. Движение было настолько неожиданным и быстрым, что киллер не смог отклониться, успел только подставить под удар верхотуру черепа. В голове сразу зашумело.
— Надумал товару захарлить на сто кусков, сука? А ну-ка, Клест, пусти ему ква, чтобы ботало распряглось.
Голос был Башурову уже знаком — только что общались по сотовому, без особой сердечности.
— Сука, на! — В руке амбала щелкнула пружина накидыша, на свет божий выскочило дюймов пять остро заточенной стали. Шуточки закончились: нога Башурова без промедления нанесла мощный, чем-то напоминающий движение метлы удар, и выбитый нож врезался в стену с такой силой, что пластмассовая рукоять разлетелась на куски. Этакой прыти от Мишани, видимо, никто не ожидал, — блатной остолбенел, а амбал инстинктивно отшатнулся назад. В следующее мгновение Виктор Павлович, вложившись, впечатал основание ладони ему в область носа. Самые опасные удары всегда те, которые не видны, — амбал, не пикнув даже, ткнулся рожей в бетон пола. Он уже был мертв, костяные осколки пронзили ему мозг.
Звук от упавшего тела еще висел в воздухе, а Башуров, действуя подобно автомату, уже сломал телефонному знакомцу кадык, — будто клин забив, приласкал ребром ладони под подбородок.
«Сейчас, ребятки, у меня не залежитесь». Тут же ликвидатор метнулся под лестницу, где обычно находится дверь в теплоцентр, без особой надежды подергал замок: черт бы побрал эту кампанию по борьбе с терроризмом! Тем не менее массивная кованая дужка легко щелкнула под его пальцами, дверь со скрипом подалась. «Замок дерьмо». Башуров волоком, словно мешки с цементом, втащил трупы внутрь, прихватил и Мишанин чемоданчик. Прикрыл за собой дверь, обыскал убитых и, не обнаружив автомобильных ключей, расстроился: видимо, на улице, в машине, есть кто-то еще. Значит, двумя трупами не обойтись.
«Как вы мне надоели, ребята». Подсветив циферблат, Башуров глянул на часы — время ужина. «Ладно, самому не пожрать никак, так хоть крысам праздник желудка устроил». Судя по количеству дерьма, их здесь действительно хватало.
— Приятного аппетита, хвостатые. — Борзый усмехнулся, прислушавшись, вылез из подвала. Навесил замок на прежнее место и осторожно выглянул на улицу.
С освещением на Тракторной было негусто. Однако полированные бока «форда-таурус», прижавшегося к бровке тротуара, Виктор Павлович заметил сразу. Он не торопясь вышел из подъезда и, без всяких мудрствований рывком открыв переднюю дверцу, ударил кулаком водителя в висок. Профи всегда профи: череп треснул, острые осколки разорвали артерию, питающую мозг. «Все, пожалуй, на сегодня хватит». Закрыв иномарку, Борзый выбросил ключи и не оглядываясь направился к своей «восемьдесят третьей», — никто не обратил на него внимания, пусто и мрачно было на Тракторной. «Прощайте, родные пенаты». Виктор Павлович забрался в машину и, не жалея остывший двигатель, начал выруливать на проспект Стачек. Возле метро он остановился, не торгуясь, приобрел ведро роз и, затащив его в машину, принялся опустошать прилавки ближайшего супермаркета, — желудочный сок разгулялся уже не на шутку. Простые граждане смотрели на него с ненавистью: и как это у некоторых харя не треснет? «Не треснет!» Скупив полмагазина, Башуров украл фирменную корзинку, с удобством погрузил харчи в «восьмерку» и в предвкушении пиршества покатил в сторону Васильевского. А в подвале Мишаниного дома уже пировали большим дружным коллективом.
* * *
Увидев ведро с розами, Катерина удивленно изогнула брови:
— Ты, Берсеньев, начинаешь меня пугать. Старушку, что ли, на рынке грохнул?
— Да нет, бабушка здорова, оц-тоц-первертоц, кушает компот. — Виктор Павлович развеселился. — Просто украл. Я сейчас.
Он оставил ведро в прихожей и направился к машине за корзиной со жратвой. Мишанин чемоданчик он решил пока оставить в «восьмерке», авось не уворуют. Укрыв его от любопытных глаз доставшейся еще от прежнего владельца брезентухой, киллер, не дожидаясь лифта, помчался по лестнице на пятый этаж.
На этот раз Катя встретила его улыбкой.
— А это что такое? — Забирая из его рук корзину с едой и одновременно чмокая в щетинистую щеку, она указала на увесистый кусок гранита. — За пазухой места не нашлось?
Камень, очевидно, был положен в ведро для устойчивости.
— Булыжник — оружие пролетариата. — Башуров усмехнулся и принялся стаскивать куртку. — Давай поужинаем, а? Только я вначале смою с себя кровавый пот с трудовой грязью, целую вахту отстоял.
— Что-то не очень ты похож на пролетария. — Задумчиво посмотрев на гору продуктов, Катя с трудом потащила корзину на кухню, стройные ноги молочно белели соблазнительными икрами.
Завидев Башурова, рыжий Кризис, сладко почивавший в ванной на ящике с грязным бельем, опять распушил длинный хвост, выгнулся, зашипел и стремительно проскользнул у киллера между ног. Отношения их явно не заладились.
— Вот я тебя, Чубайс хренов, кастрирую! — Виктор Павлович беззлобно рассмеялся и с наслаждением залез под душ. Долго фыркал, отплевывался, с остервенением тер мочалкой намыленные члены и наконец, облаченный в махровый халат, появился на кухне.
Его ожидал приятный сюрприз. Катерина не только была обучена искусству любви, она еще и готовила. Сегодня к его приходу был потушен кролик в сметанном соусе с грибами.
«А нехило Берсеньев устроился! — Виктор Павлович, глотая слюни, окинул голодным взором стол: салат морковный, салат фруктовый, салат крабовый… На тарелках что-то дымится… Винище… — Хотя, может, я зря грешу на покойного? Может, это Амстердам пошел на пользу?»