Металлическая лестница, ведущая вниз, скрежещет под моими шагами. Чтобы рассмотреть самолет, я запрокидываю голову, он громадный и серебристо-белый. Чуть ниже крыла – огромный цилиндр, внутри которого вращаются лезвия. Я представляю, как лопасти засасывают меня, выплевывают мои останки с другой стороны, и содрогаюсь от этой картины.
– Как может такая здоровенная штука подниматься вверх? – вдруг раздается голос Юрайи за моей спиной.
Я молчу. Не знаю и знать не хочу. Следую за Зоей по новой лестнице, ведущей к отверстию сбоку самолета. Мои руки немного дрожат, когда я хватаюсь за перила. Я в последний раз оглядываюсь через плечо, посмотреть, не догоняет ли нас Тобиас. Но Тобиаса нет. Залезаю внутрь и невольно наклоняюсь, хотя отверстие явно выше моего роста.
Вижу ряды кресел, покрытых изношенной, кое-где порванной синей тканью. Выбираю место в первом ряду у окна. В позвоночник мне упирается металлическое ребро. Сиденье похоже на скелет, с жалкими остатками плоти.
Кара устраивается позади меня, а Питер с Калебом занимают места в задней части отсека. Вот уж не знала, что они такие друзья. Впрочем, ничего удивительного, если учесть, какие оба подлецы.
– Сколько же лет этой штуке? – интересуюсь я у Зои.
– Немало, – уклончиво отвечает она, – но мы полностью переделали основные узлы. Самолет по своим размерам совершенно подходит для наших целей.
– А для чего вы его используете?
– В основном для наблюдения. Мы приглядываем за тем, что творится в округе, на случай возникновения той или иной угрозы, – Зоя делает паузу. – Территория – большая и довольно дикая. Между нашим Чикаго и Милуоки – другим ближайшим регионом, который контролируется правительством, – около трех часов полета.
Мне хочется узнать обо всем поподробнее, но Юрайя и Кристина садятся рядом со мной, и момент упущен. Юрайя убирает подлокотник между нами и склоняется ко мне, чтобы выглянуть в окно.
– Если бы лихачи узнали о таком, они бы выстроились в очередь, чтобы научиться им управлять, – усмехается он. – И в первую очередь я сам.
– Нет, они бы сперва привязали себя к его крыльям, – Кристина толкает его в бок. – Ты что, не знаешь собственную фракцию?
Юрайя делает вид, что хочет ударить ее в челюсть, и снова поворачивается к окну.
– Кто-нибудь из вас видел Тобиаса? – спрашиваю я.
– Нет, – говорит Кристина. – Как он?
Прежде чем я успеваю ответить, в проходе между рядами сидений появляется пожилая женщина с морщинками вокруг рта и хлопает в ладоши.
– Меня зовут Карен, сегодня я буду вести наш самолет, – объявляет она. – Ребята, вы должны запомнить одно: шанс авиакатастрофы на самом деле много ниже, чем автокатастрофы.
– Значит, если мы оттуда свалимся, у нас есть шанс на выживание, – бормочет Юрайя.
Он выглядит беспечным, как ребенок, вот только его темные глаза смотрят настороженно. Он не был таким со смерти Марлен. Сейчас он очень хорош собой.
Карен исчезает в передней части самолета. Зоя садится через проход от Кристины, не забывая, раздавать нам инструкции: «Пристегните ремни безопасности!» или «Не вставайте, пока мы не достигнем крейсерской высоты!» Конечно, Зоя, как всегда, ничего нам не объясняет. Это почти чудо, что она просветила по поводу Чикаго и Милуоки.
Самолет начинает сдавать назад. Я удивляюсь тому, насколько плавно он движется, как будто мы уже парим над землей. Он разворачивается и скользит по полосе, на которой нарисованы десятки линий и символов. Чем дальше мы удаляемся от Резиденции, тем быстрее колотится мое сердце. Через динамики раздается голос Карен: «Подготовиться к взлету».
Когда самолет начинает крениться, я вцепляюсь в подлокотники. Меня сильно вжимает в кресло, вид из окна превращается в разноцветный мазок. Я вижу землю расстилающуюся под нами, становящуюся все меньше с каждой секундой. Мой рот открывается.
Вот забор, окружающий Резиденцию, и само здание, похожее на изображение нейрона из учебника. Вокруг – сеть бетонных дорог и какие-то строения. Потом я перестаю различать и шоссе, и сооружения, все внизу превращается в зеленовато-серое одеяло.
Не знаю, чего еще я могла ожидать? Увидеть границу мира, как будто он – гигантский утес, висящий в небе? Осознать, что я ходила по тесным улицам. Но оказывается, что я живу в доме, который и разглядеть-то целиком не могу. Какое все маленькое.
– Сейчас мы снизимся, но мы не можем лететь слишком близко к городу. Не стоит привлекать чье-то внимание. Поэтому мы наблюдаем за местностью с некоторого расстояния. Далее, по левому борту, вы увидите разрушения, которые принесла с собой Война за Чистоту. Это случилось до того, как мятежники начали использовать биологическое оружие вместо взрывчатки и бомб, – рассказывает Зоя.
Вытираю заслезившиеся глаза и замечаю группу темных зданий. Хотя нет – они обуглены до черноты. От некоторых вообще остался только фундамент. Тротуар между ними напоминает потрескавшуюся яичную скорлупу. Все немного смахивает на древние кварталы нашего города.
– А теперь мы облетим вокруг Чикаго, – продолжает Зоя. – Некоторые из озер пришлось осушить, чтобы построить забор, но мы старались действовать аккуратно и не причинить особого вреда ландшафту.
Я замечаю двойной шпиль Втулки. Она – как детская игрушка, а сами шпили выпирают из зубчатой линии города, прорываясь сквозь море бетона. А дальше – коричневая болотная жижа и… яркая синева.
Однажды я скатывалась по тросу зип-лайна с Хэнкок-билдинг и воображала, что вокруг вместо болотной топи – сплошная голубая вода, искрящаяся на солнце. И получается, что за пределами нашего города существует именно то, о чем я мечтала: сверкающее озеро с белыми барашками волн.
В самолете тихо, слышен только ровный рев двигателя.
– Приехали, – констатирует Юрайя.
– Хватит, – шипит на него Кристина.
– А насколько он большой, если сравнивать с остальным миром? – доносится голос Питера. – Наш город, я имею в виду? По площади. Сколько процентов?
– Чикаго занимает около двухсот двадцати семи квадратных миль, – отвечает Зоя. – Площадь планеты Земля – чуть менее двухсот миллионов квадратных миль. Если в процентах… настолько мало, что городом можно пренебречь.
Она выкладывает сведения как ни в чем не бывало. У меня же внутри все сжимается от волнения. Интересно, а на что похожа жизнь в других местах? Там тоже есть люди?
Таращусь в окно, стараясь дышать медленно, чтобы расслабить напряженные мышцы. Когда я вижу нашу землю сверху, я думаю, что подобная картина явилась бы для моих родителей убедительным доказательством наличия Бога. Наш мир громаден, а мы – жалкие и ничтожные и вообще не в состоянии его контролировать. Странно, но почему-то при этой мысли я чувствовую себя почти… свободной.
Вечером, когда все ужинают, я сажусь на подоконник в нашей комнате и включаю планшет. Мои пальцы трепещут, когда я открываю файл «Дневник». Первая запись гласит: