Мы едем мимо садов и хозяйственных построек, вдали виднеются неподвижные белые самолеты. Достигаем забора, и нам открывают ворота. Джек докладывает охраннику о том, куда мы собираемся и что находится в пикапе, при этом часть слов мне непонятна. Нас выпускают наружу.
– А каковы цели патрулирования? – спрашиваю я. – Помимо того, чтобы показать мне, как все у вас функционирует.
– Наблюдение за Окраиной. Это – ближайшее поселение генетически поврежденных за пределами Резиденции. В основном мы изучаем их поведение, – отвечает Амар. – Но после нападения Дэвид и Совет решили, что необходим более пристальный надзор, чтобы предотвратить подобные случаи в будущем.
Мы минуем груду руин. Точно такие же были в покинутой части города. Здания обрушились под собственным весом, и сквозь обломки проросли сорняки, пробивающие своими побегами даже бетон. Я совершенно не знаю Амара и не могу доверять ему, но мне интересно услышать его мнение. Его старые друзья были «ГП», неужели он теперь считает, что они – ущербны?
– Значит, ты веришь в то, что проблемы начались из-за генетически поврежденных?
– А разве нет? – удивляется Амар. – В течение долгого времени на земле царил мир. До Войны за Чистоту ведь никто не устраивал таких безобразий, правда?
Он машет рукой, показывая на окружающие нас пейзажи.
– Мне трудно вообразить нарисованную тобой идиллическую картину, – парирую я.
– У тебя просто мрачный взгляд на человеческую природу, – усмехается он.
Я молчу, и Амар продолжает:
– В любом случае, если бы что-то подобное случалось раньше, Бюро бы, конечно, узнало.
Какой же он наивный. Он когда-то жил в нашем городе и понимал, сколько вокруг вранья. Эвелин пытается контролировать людей с помощью грубой силы, Джанин была хитрее. Она знала, что, если ты владеешь информацией и способен манипулировать ею, тебе не понадобятся пушки. Тогда люди подчиняются тебе добровольно. Вероятно, Бюро и правительство в этом поднаторели: они убеждают людей, что те счастливы жить под их мудрым руководством.
Мы умолкаем, тишину нарушают лишь непрерывный гул двигателя да громыхание оборудования. Сначала я внимательно рассматривала каждое здание на нашем пути, пытаясь угадать, но теперь они сливаются в единый фон. Наверное, это и есть та самая «разруха»?
– Почти добрались, – объявляет Джордж. – Скоро остановимся. Каждый из нас возьмет необходимую технику, кроме Амара, конечно. Его задачей будет охрана Трис. А ты, Трис, можешь выйти вместе с нами, но не отдаляйся от Амара.
Я чувствую, что на пределе, и любая мелочь запросто выведет меня из себя. Округа. Место, куда моя мать сбежала после того, как стала свидетелем убийства. Здесь ее нашел и спас Дэвид, уверенный, что у нее – здоровый генетический код. В каком-то смысле в Округе началась моя биография. Пикап тормозит. Амар распахивает двери и с пистолетом наготове прыгает на землю. Мы следуем за ним.
Домики тут низенькие и самодельные. Они собраны из металлолома, обрывков брезента и похожи на кучи мусора. В узких проходах между ними я замечаю людей. Больше всего – детей. Они торгуют с лотков мелочевкой, таскают ведра с водой или готовят на кострах еду. Увидев нас, они разбегаются, а один мальчишка кричит:
– Рейд.
– Не беспокойся, – говорит мне Амар. – Они думают, что мы – солдаты. Те иногда устраивают рейды, чтобы отловить беспризорников и отправить их в приюты.
Едва удостоив вниманием его жалкое объяснение, я направляюсь к ближайшему проулку. С нашим приближением все попрятались или заперлись в своих халупах, накрытых брезентом, а то и просто картоном. Через щели в стенах видно, что обстановка представляет собой пирамиды консервных банок и матрасы на полу. А как они здесь выживают зимой? Как они моются? Вспоминаю о саде в атриуме Резиденции, о паркетных полах и мягких кроватях в пустом отеле и спрашиваю:
– Вы хоть чем-нибудь им помогаете?
– Мы считаем, что лучший способ помочь нашему миру – это исправление генетических недостатков, – произносит Амар, явно цитируя какого-то деятеля. – Кормить людей значит пытаться перевязать огромную рану крошечной ленточкой. Возможно, на некоторое время она и остановит кровотечение, но не зарубцуется.
Я мрачно качаю головой. Теперь начинаю понимать, почему моя мать присоединилась к альтруистам вместо того, чтобы войти во фракцию эрудитов. Если бы она хотела обезопасить себя от скверны эрудитов, она, возможно, выбрала бы Товарищество или стала правдолюбом. Но она предпочла спасать нуждающихся. Мама действительно заботилась о бесфракционниках. Наверняка они напоминали ей об Округе. Отворачиваюсь от Амара, чтобы он не увидел мои слезы.
– Давай вернемся обратно.
– Ты в порядке?
– Да.
Вдруг до нас доносятся выстрелы и крик:
– На помощь.
Местные разбегаются в разные стороны.
– Это Джордж, – восклицает Амар и ныряет в закоулок направо.
Несусь за ним, но вскоре теряю его в лабиринте халуп и остаюсь одна. Несмотря на мою альтруистическую реакцию сочувствия к людям, живущим здесь, меня охватывает страх. Если они прозябают в таких же безнадежных условиях, как наши бесфракционники, то мне есть чего опасаться.
Кто-то хватает меня за руку и тащит под один из алюминиевых навесов. Стены внутри затянуты синим пластиковым брезентом, который служит для защиты от дождя, на полу – фанера. Передо мной – невысокая худая женщина с измученным лицом.
– Не надо тебе там стоять одной, – бормочет она. – Они готовы наброситься на любого, неважно, молод он или стар.
– Кто?
– У нас в Округе полно всяких нехороших людей. Многие настолько обозлены, что способны убить любого, кого посчитают своим врагом. Впрочем, не все из нас озверели до такой степени.
– Спасибо за помощь, – благодарю я. – Меня зовут Трис.
– Эми. Садись.
– Мне пора, – возражаю я, – Снаружи – мои друзья.
– Тебе надо переждать. Сейчас наша саранча сбежится туда, и тогда ты сможешь подкрасться к ним сзади.
Ее речь звучит логично, я устраиваюсь прямо на полу. Пистолет упирается мне в ногу, а бронежилет настолько жесткий, что трудно наклоняться, но я делаю все возможное, чтобы выглядеть расслабленной. Раздаются чьи-то вопли. Эми отгибает уголок брезента и наблюдает за обстановкой.
– Значит, ты и твои друзья – не солдаты? – осведомляется она. – Вы из Генетической Защиты?
– Нет. То есть, они – да, а я – из города. Я имею в виду из Чикаго.
Брови Эми ползут вверх.
– Черт меня побери. Они закрыли эксперимент?
– Еще нет.
– Жаль.
– Почему? – хмурюсь я.
– Знаешь, девочка, Чикаго – это символ того, что кое-кто продолжает верить в необходимость лечения генетически поврежденных, которые и людьми-то не считаются. Так что извиняться за свои слова я не буду.