Питер прислоняется к стене и барабанит пальцами по животу.
– Короче, если уж она решила, что кто-то – ничтожество, все, прямо как попугаи, повторяют ее речи за ней. Странный талант для того, кто раньше был заурядным лихачом, не так ли? Не слишком ли много власти для обычного человека?
– Она не пользуется своими способностями, чтобы манипулировать другими людьми, – возражаю я, – просто всякий раз оказывается, что она – права.
– Ну-ну, – он прикрывает глаза.
Мне кажется, что я сейчас лопну от раздражения. Я хочу сбежать от Питера с его картами и красными кругами, вот только я не знаю куда.
Я считал, что Трис наделена особым даром, о котором она сама явно не подозревает. Но, в отличие от Питера, я никогда ее не боялся, потому что всегда чувствовал себя сильнее ее. Ее талант не влиял на мои чувства к ней. Теперь я потерял сознание своего превосходства, и меня притягивает к Трис моя собственная обида.
Я захожу в атриум. Солнечные лучи бьют прямо в окна. При дневном свете цветы выглядят дико и прекрасно, как первые Божественные творения, неподвижно застывшие во времени. сюда же вбегает Кара, ее растрепанные волосы падают на лоб.
– Вот ты где. Здесь легко потеряться.
– Что случилось?
– Ты как, Четыре?
– Я в порядке. Что произошло? – до боли закусываю губу.
– У нас будет встреча, ты должен присутствовать.
– У кого это «вас»?
– «ГП» и те, кто нам сочувствует. Те, которые не хотят позволять Бюро делать кое-какие вещи, – объясняет она, наклонив голову. – Но на этот раз соберутся куда лучшие конспираторы, чем те, с которыми ты тогда связался.
Интересно, кто ей разболтал?
– Тебе рассказали о симуляции атаки?
– Ха. Я сама исследовала сыворотку симуляции в микроскоп, когда Трис показала мне ее, – отвечает Кара.
– Понятно. Нет, я не собираюсь снова влезать в эти дела.
– Не будь дураком, Тобиас, – восклицает она. – То, что тебе рассказали, по-прежнему правда. Люди из Бюро несут ответственность за гибель большей части альтруистов, ментальное порабощение лихачей и уничтожение нашего образа жизни.
Я не уверен, что хочу оказаться в одной комнате с Трис. Мы с ней находимся на грани разрыва. Когда ее нет рядом, проще делать вид, что все не так. Но Кара настолько уверена, что я поневоле вынужден с ней согласиться.
Она берет меня за руку и тянет обратно в коридор. Мне становится тревожно. Но я испытываю потребность что-то сделать. Какая-то часть меня довольна новым шансом повлиять на ситуацию, вместо того чтобы погрузиться в пассивное наблюдение за происходящим в нашем городе.
Когда она убеждается, что я никуда не убегу, она выпускает мою руку и заправляет за уши выбившиеся пряди.
– Мне до сих пор дико видеть тебя не в синем, – задумчиво говорю я.
– Настало время принять изменения, – заявляет она. – И я не вернусь назад.
– Разве ты не скучаешь по фракциям?
– Скучаю, конечно, – удивленно смотрит она на меня.
После смерти Уилла прошло уже много времени. И глядя на нее, я не вспоминаю больше ее брата, а вижу саму Кару. Ведь я знаю ее гораздо дольше, чем его. В ней тоже есть нечто от его добродушия: Кару можно поддразнивать без риска оскорбить.
– У эрудитов я чувствовала себя прекрасно. Сообщество людей, посвятивших жизнь изобретениям и открытиям… Но когда я узнала, как велик наш мир… Полагаю, я просто выросла из коротких штанишек моей фракции, – улыбается она. – Скажешь, звучит высокомерно?
– Какая разница?
– Для некоторых людей форма имеет значение. Здорово, что ты не такой.
Не могу удержаться от замечания, что форма некоторых людей производит на нас не самое лучшее впечатление, мягко говоря. Меня, ненавидели и избегали, как сына Эвелин Джонсон, предводительницы бесфракционников. Сейчас это мешает мне даже сильнее, чем прежде, и я не обвиняю их. Как ни крути, но я предал их всех.
– А ты не обращай внимания, – говорит Кара. – Они не способны понять, что значит принимать трудные решения.
– Ты так не поступила бы, я уверен.
– Только потому, что меня учили быть осторожной, если я не обладаю достаточной информацией, а тебе, напротив, вдалбливали, что всякий риск достоин награды, – произносит она.
– Но в данном случае награды не будет.
Она останавливается перед дверью в лабораторию Мэтью и его начальника и стучит. Ей открывает Мэтью, как всегда грызущий яблоко. Мы проходим за ним в ту самую комнату, где мне объяснили, что я не дивергент.
Трис стоит рядом с Кристиной, глядящей на меня так, будто я – какая-то гниль, которую надо немедленно выбросить. В углу притулился Калеб, лицо которого разукрашено шикарными синяками. Я хочу спросить, что с ним приключилось, но замечаю, что костяшки пальцев Трис ободраны и она подчеркнуто отворачивается от него. От меня, кстати, тоже.
– Итак, мы в сборе, – объявляет Мэтью. – Ну… сейчас… Трис, я в этом не секу, если честно.
– Точно, – весело говорит она, и я чувствую укол ревности.
Она откашливается:
– Все мы знаем, что эти люди несут ответственность за нападение на альтруистов и что мы не можем больше доверять им защиту нашего города. Мы уверены, что хотим повлиять на ситуацию, а также в том, что предыдущая попытка была… – ее глаза останавливаются на мне с уничтожающим презрением. – …опрометчивой. Думаю, мы можем сделать лучше, – заканчивает она.
– Что конкретно ты предлагаешь? – осведомляется Кара.
– Я собираюсь вывести их на чистую воду, – продолжает Трис. – Резиденция не может быть в курсе интриг своих руководителей, и мы должны показать остальным их истинное лицо. Надеюсь, тогда они изберут новых лидеров, таких, кто не будет относиться к нам как к расходному материалу. Например, можно использовать сыворотку правды, чтобы заставить их признаться…
Вспоминаю ощущение муторной тяжести, заполнившее меня, мои легкие, желудок, голову… Тогда меня потрясло, что Трис сопротивлялась сыворотке и лгала.
– Не сработает, – выпаливаю я. – Они «ГЧ», не забыла? Генетически чистые могут устоять против химии.
– Не совсем, – вмешивается Мэтью, теребя шнурок на своей шее. – Далеко не каждый дивергент устойчив к сыворотке правды. Насколько я помню, такое удалось одной Трис. Данная способность может быть повышенной у некоторых людей, к примеру, у Тобиаса. Именно поэтому я пригласил тебя, Калеб. Ты участвовал в разработке формулы. Вероятно, вместе мы сумеем разработать идеальный коктейль.
– Но я не хочу этим заниматься, – возражает Калеб.
– Заткнись… – начинает Трис, но Мэтью прерывает ее.
– Пожалуйста, Калеб, – просит он.
Калеб и Трис обмениваются взглядами. Кожа на его лице и ее кулаках почти одинакового цвета, – фиолетово-сине-зеленая, словно раскрашенная чернилами. Чего только не происходит, когда братья и сестры не ладят друг с другом и не могут найти общий язык. Калеб приваливается к столу, припав затылком к металлическому шкафу.