Обозначивших себя стрельбой снайперов снимали с крыш и чердаков, и тогда толпы зевак ломились от любопытства: кто же это был? Сбившаяся в кучу толпа молодых людей и подростков перетекала с одной стороны улицы на другую — в зависимости от того, где события казались ей интересней. В конце концов бойцам это надоело, и они оттеснили любопытствующих к «Октябрю», где те и остановились.
Многие наши коллеги позже отмечали: в реальность происходящего верилось с трудом — замечание совершенно справедливое. Прекрасное осеннее утро, солнце, какого не было даже летом, с высоты здания на Новом Арбате далеко просматриваются улочки старой Москвы и с другой стороны — арбатские переулки. И во всей этой благости — треск автоматных очередей, пальба из гранатометов и танковых орудий, тела убитых.
Ужасно было видеть выбивающееся из окон пламя и клубы черного дыма над Белым домом. Огонь становился все интенсивнее, а дым плотнее, и мы как-то разом заговорили о том, во что обойдутся городу и государству ремонт и восстановление.
После того как на Краснопресненскую набережную направилась колонна «воронков», стало очевидно, что дело приближается к своему логическому концу. Иным он не виделся, пожалуй, никому. И лучше всего это знали сами оборонявшиеся, хотя продолжали бессмысленное сопротивление.
…А в «Смоленском», между тем, было полно покупателей, зеваки толпились под стенами расстреливаемого дома, прохожие, как обычно, торопились по своим делам. Может быть, именно так привыкают к войне в горячих точках и именно привыкание к ней — самое страшное.
После этих событий Ю. Лужков рассказывал:
— Мне то и дело приходится отвечать на вопросы журналистов по поводу разрушений, произведенных в Москве во время событий 3–4 октября, и говорить о том, какие меры принимает правительство к скорейшей ликвидации последствий драмы, разыгравшейся на Красной Пресне и в Останкине. Должен признаться, для меня ответы на подобные вопросы не составляют труда. Квалифицированные специалисты из управлений и комитетов, подчиненных правительству, четко и согласованно выполняют все этапы работ, связанных с ликвидацией последствий мятежа. С территории вокруг Белого дома убраны остовы сгоревшей и разбитой варварами техники, разобраны баррикады — одних бетонных блоков было 4 километра по периметру — включен фидер для подачи электроэнергии на Белый дом, и готовится ее включение в мэрии.
Сметы, калькуляции затрат, подсчет необходимого количества материально-технических ресурсов и рабочей силы рассчитать нетрудно и организовать работу тоже. Конечно, придется отвлечь строителей с жизненно важных для города объектов, ускоренными темпами вести восстановительные работы. Вандализм разгулявшихся бандитов дорого обошелся городу и горожанам. Никогда ни один мятеж и ни одно восстание не приближали общество к благоденствию — они всегда разрушали экономику и задерживали развитие производительных сил.
Но все последствия «второго Октября» можно преодолеть довольно быстро — были бы средства и желание. Нельзя, как уже очевидно, быстро преодолеть синдром всепрощенчества, поразивший наше общество в августе 1991 года и не выветрившийся из нашего сознания по сей день. А ведь именно он привел нас к кровавым событиям октябрьских дней.
Тогда, на фоне победы над тоталитаризмом, нам всем хотелось быть до конца демократичными и добренькими, не наказывать виновных в смерти трех молодых парней, списать их жизни на волю случая.
Списали. Теперь воспрянувшие в результате подобной «доброты» политические авантюристы и фашиствующие экстремисты убили уже 130 человек, 800 ранили, 400 из них госпитализированы. И опять не видно виновных.
Бывший заместитель председателя Моссовета Седых-Бондаренко, лично повинный в том, что произошло на Смоленской площади 3 октября, организовавший преступный штаб по борьбе с существующей властью, призывавший к насилию и виновный в избиении милиционеров, отпущен правоохранительными органами на свободу. Значит, и дальше он может действовать безнаказанно?
Именующий себя «лидером Красной Пресни» Краснов подталкивал одурманенных людей на баррикады. Он не только не исполнил Указ Президента страны, но и активно ему противился, подстрекал массы к неповиновению и сопротивлению. Неужели в Лефортове не найдется места для таких деятелей?
Куда, вы думаете, пойдут эти люди — если их можно еще так называть — после освобождения? Они снова пойдут организовывать боевиков, джентльменов удачи, раздавать им оружие, тренировать для следующих кровавых игр. Они снова станут призывать к разбою, потому что для них человеческая жизнь — копейка, разменная монета — и больше ничего. Не их, конечно, собственная жизнь, а наша с вами, чужая и чуждая для них жизнь.
Чтобы привести в порядок и восстановить порушенное, потребуется много сил. Чтобы привести в норму политическую ситуацию в обществе, нормализовать отношения внутри него — потребуется гораздо больше. Для этого в первую очередь необходимо наказать виновных в кровопролитии по всей строгости законов чрезвычайного положения, невзирая ни на прошлые заслуги, ни на обещания исправиться. Иначе история может повториться не как фарс и не как комедия, а как трагедия огромного масштаба, как национальное бедствие русского народа, не говоря уже о Москве и ее жителях.
Не надо витийствовать, рассуждая о демократии. Наказание виновных за преступления — это самая настоящая демократия и есть. И это сегодня — требование времени, требование момента, требование самой жизни. Если мы хотим в ней порядка, спокойствия и благоденствия нашим детям и внукам, — закончил он.
Что было после разгрома Белого дома, хорошо известно. Зачинщиков бунта и его вождей подержали для острастки в Лефортове, потом выпустили, потом наградили властью, наделив вотчинами, как Руцкого, или депутатским мандатом, как Варенникова. И для тех и для других все закончилось хорошо. Только вот жизнь погибшим непонятно за что защитникам Белого дома вернуть не удалось.
А Ю. Лужков спустя годы с высокого мэрского кресла продолжал агитировать за Б. Ельцина. Так получилось, что едва ли не случайно оказался в кабинете Ю. Лужкова и стал свидетелем и участником беседы на предвыборную тему.
— Я лично буду поддерживать нынешнего президента, — продолжая разговор с теми, кто стоял рядом, сказал он.
— Не знаю, — заметил я, соображая, можно ли сказать то, что думаю, или лучше уж теперь промолчать. Решил сказать: — Я пока вижу одного кандидата, за которого я бы голосовал не задумываясь. Да он не выдвигается…
— Оставим это, — догадался мэр, какого кандидата я имею в виду. — Сам подумай, кто в соперниках, кому можно доверить власть, которая только-только становится на ноги? Что, Зюганову? Немцову? Явлинскому или Жириновскому? Только Борис Николаевич при всех его недостатках, я подчеркиваю, может довести дело реформирования России до конца.
— Да уж, недостаточки ничего себе…
— Хорошо, давай считать. Его обвиняют в развале Союза, но ведь Союз распался не в Беловежской Пуще! С 1985 года начался развал системы СЭВ, и все последующее было делом времени. По большому счету, Беловежская Пуща спасла Россию от гражданской войны.