В это время я находилась в комнате дежурных телохранителей; услышав ее крик, мы все вместе вбежали в гостиную председателя (к тому времени она уже была превращена в спальню и комнату для лечебных процедур); врач, наблюдавший председателя, также прилетел как на крыльях.
Председатель лежал на кровати на боку, казалось, что он «заснул». Товарищ У Сюйцзюнь одна из всех старалась нащупать пульс у Мао Цзэдуна. Уж не знаю, то ли нервничая, то ли от страшного напряжения, У Сюйцзюнь сказала врачу: «Пульс не прощупывается».
И вот тогда я впервые в жизни увидела, как предпринимают экстренные меры для спасения больного, оказавшегося при смерти. Главный врач, находившийся тут же, сказал, что надо сделать уколы, и назвал необходимое лекарство. Старшая медсестра У Сюйцзюнь повторила вслух название лекарства, затем бросилась к шкафу с иглами, чтобы набрать лекарство в шприц, а потом начала делать уколы председателю. Раз за разом она вводила лекарство…
Председатель находился уже в полном забытьи. Он ничего не знал о том, какая напряженная атмосфера царила тут, на месте событий. В то время, когда оказывалась экстренная медицинская помощь, врач-кардиолог У Сюйцзюнь, поддерживая председателя, сильно и ритмично массировал ему спину и непрерывно звал его: «Председатель Мао, председатель Мао». Я тоже помогала ему и звала: «Председатель, председатель…»
Жизненные силы председателя были поистине велики. Благодаря энергичным мерам по спасению его жизни, он, наш почтенный старец, медленно открыл глаза. Увидев, что предстало у него перед глазами, он был несколько озадачен и недоумевал, как будто бы спрашивал: а что это вы все тут делаете? Дело было в том, что он ничего не знал о том, что тут только что происходило.
Все присутствовавшие безгранично радовались тому, что председатель Мао Цзэдун спокойно пришел в себя. Все заулыбались как дети. Было такое впечатление, как будто бы только что ничего не случилось. На самом же деле все намеренно приняли такой беззаботный вид, опасаясь, как бы председатель не разволновался. Когда председатель Мао Цзэдун узнал о том, что он только что пережил шоковое состояние, он умиротворяюще сказал:
– У меня такое ощущение, как будто бы я немного вздремнул.
[…]
21 февраля 1972 года. Хотя председатель был болен, но он твердо помнил о том, что сегодня Никсон прибывает в Пекин. Он лежал на своей больничной кровати и время от времени осведомлялся о времени приземления президентского самолета Никсона… Только успели Никсон и сопровождавшие его лица вернуться в отведенную им резиденцию после завтрака, который устроил для них премьер Чжоу Эньлай, и только они собрались было отдохнуть, как председатель Мао Цзэдун решил принять Никсона. Мы доложили об этом премьеру Чжоу Эньлаю. С момента прибытия президента Никсона в Пекин прошло всего четыре часа…
Это решение председателя создало для нас определенные трудности в работе. Прежде всего, во время его болезни в гостиной, то есть в комнате для приема гостей, была поставлена большая кровать, а также многие другие разнообразные предметы, необходимые для удобства больного; гостиную требовалось привести в надлежащий вид. Еще более затруднительным было то обстоятельство, что председатель уже более месяца был болен, и его одежда не находилась в должном порядке. У него сильно отросли волосы, он очень давно не брился.
Поскольку нужно было принять столь важного гостя, обычно не придававший значения внешнему виду председатель позволил побрить и постричь себя, но и только, а все остальное, с его точки зрения, не имело значения. Вот таким был его характер и нрав.
Парикмахер был очень опытным человеком. Он очень быстро принес свои инструменты и мгновенно постриг и побрил председателя, а затем смазал волосы и расчесал их. Председатель надел ту самую «форму Мао Цзэдуна» серого цвета, которую сшили в соответствии с представленным нами образцом. И вот возник привычный образ вождя, возник мгновенно, прямо на глазах. И если не считать одутловатости и некоторой слабости, то в его внешнем виде нельзя было разглядеть никаких слишком больших изменений.
Итак, после полудня в тот день, 21 февраля 1972 года, председатель, ослабевшее тело которого я поддерживала, в своей резиденции принял президента Никсона, доктора Киссинджера и сопровождавшего их господина Лорда.
Никсон в своих воспоминаниях оставил живое и подробное описание этой встречи, имевшей важный символический смысл: «Его физическая слабость была очевидна. Когда мы вошли, ему требовалась помощь секретаря, чтобы встать. Извиняясь, он сказал мне, что уже не может очень хорошо произносить слова. Чжоу Эньлай объяснил это бронхитом, однако я считаю, что фактически это было следствием апоплексического удара».
[…] «Китайцы планировали, что наша встреча продлится всего 15 минут. Мао был полностью увлечен беседой, а потому она продлилась целый час. Я отметил, что Чжоу Эньлай постоянно поглядывал на часы на руке, потому что Мао уже начал уставать». […] «После того как беседа завершилась, Мао проводил меня до дверей. Он шел медленно, шаг за шагом. Он говорил, что все время чувствует себя нездоровым. Я в ответ сказал: «Но дух у вас очень хорош». Он чуть-чуть повел плечами и сказал: «Внешний вид обманчив».
Наши средства массовой информации относительно объективно сообщили о приеме председателем Мао Цзэдуном иностранных гостей. В сообщении говорилось: «Председатель Мао Цзэдун в своей резиденции принял президента США Никсона и сопровождающих его лиц и имел с ними беседу, продолжавшуюся один час». Я отметила, что в этом сообщении не появились такие слова, как «пышущий здоровьем», «необычайно здоров».
[…]
[…] Весной 1974 года к недугам председателя Мао Цзэдуна добавилась еще одна тяжелая болезнь. Он начал ощущать, что глаза его смутно различают предметы. Для человека, который на протяжении многих лет читал документы и накладывал на них резолюции, лично писал статьи; для человека, который трудился не покладая рук, не было страданий непереносимее, чем эти. Однако председатель Мао Цзэдун […] не позволил мне спешно пригласить врача, чтобы тот провел обследование, а также не разрешил мне сказать кому бы то ни было, что он потерял зрение.
Оказавшись перед перспективой утраты способности читать документы, он был вынужден задуматься над тем, как же ему накладывать резолюции на документах. Он сам лично всю жизнь шел впереди всех и всех вел за собой в деле хранения государственной тайны, соблюдения дисциплины и системы правил. Все документы, которые ему присылались, доклады, письма могли читать только он сам и его секретари по особо важным и секретным делам, и без его собственноручной резолюции никто не имел права самовольно знакомиться с этими документами и читать их. Предъявляя такие требования к тем людям, которые работали подле него, он предъявлял такие же требования и к своей родне и детям; они не были тут исключением.
[…] Из-за того что зрение ему этого не позволяло, председатель велел мне читать ему документы, книги, письма, газеты, а он воспринимал все это на слух; и именно с этого времени работники из обслуживающего персонала начали вместо него на документах, относительно которых он высказывал свое мнение, в соответствии с этим мнением, рисовать кружочки и писать резолюции.