Еще через месяц стало известно, что император Резанова аудиенции не удостоит, а утром 20 марта из столицы наконец прибыл его посланец. Переговоры начались 23 марта (3 апреля) 1805 года и закончились быстро. Русскому послу было сообщено, что император Японии не принял ни подарки от русского императора, ни его послания на том основании, что «в сем случае, — как сообщал Резанов, — должен был бы и японский император сделать российскому императору взаимные подарки, которые следовало бы отправить в С.-Петербург с нарочным посольством. Но сие невозможно, потому что государственные законы запрещают отлучаться японцу из своего отечества».
Одновременно были вручены грамоты, запрещавшие русским кораблям когда-либо приставать к берегам Японии.
18 апреля «Надежда» покинула эти берега и вышла в море…
А я еще скажу тут несколько слов… Учитывая все последующие, через много десятилетий и даже — столетий, территориальные претензии японцев, можно ведь и вспомнить лишний раз этот официальный ответ Японии. А вспомнив, заметить себе, что в то время, когда русским их государственные законы не запрещали отлучаться из своего отечества и русские мореходы вдоль и поперек исходили северную часть Тихого океана и положили на карты практически все его острова, включая Курильские и остров Сахалин, японцы — во всяком случае, официально — носа из Японии не смели показать.
Так у кого на все открытые острова имелись законные права?
Япония и далее пребывала в самоизоляции. Но вечно продолжаться это не могло. В 1845 году попытку установить связи с Японией предприняли янки, однако коммодор Бидль ушел оттуда тоже без успеха через 10 дней. Правда, тогда Япония американцам и не. очень была нужна — США с Японией не соседствовали, активность их на Тихом океане была еще впереди.
А через полвека после Резанова для Японии наступила «эпоха коммодора Перри». Этот американец «вскрыл» все же отгородившуюся от Запада упрямую страну под пушками своей эскадры.
Единственным же осязаемым результатом посольства Резанова оказался составленный несостоявшимся послом «Словарь японского языка»…
Как сообщает давний источник, Резанов затем прогнал с Сахалина японцев, которых там по законам Японии быть вроде бы не должно было, и подчинил остров русской державе. Что ж, у Саха-
лина «Надежда» провела всю середину лета 1805 года, и время для «разборок» у Николая Петровича было. Да и повод — тоже…
ОДНАКО основные (и весьма резкие) усилия на Сахалине пришлись в 1806 году на долю двух лихих лейтенантов — тридцатилетнего Николая Хвостова и двадцатидвухлетнего Гавриила Давыдова.
Прожили эти ребята, увы, немного, а памяти доброй о себе заслуживают, потому что жили дружно и, похоже, весело, помня о том, что они — русские. Я о них немного расскажу…
Хвостов был старше и успел гардемарином повоевать со шведами в 1790 году. Давыдов же зато начал плавать гардемарином — на одном корабле с Хвостовым — с двенадцати (!) лет. Тогда они, вне сомнения, и подружились и были неразлучны друг с другом до самого своего смертного часа.
В 1802 году они поступают на службу в РАК и через Сибирь добираются до Охотска, откуда на компанейской шхуне «Святая Елизавета» впервые идут в Русскую Америку, к острову Кадьяк, и обратно. В 1805 году Хвостов командует уже компанейской «Святой Марией», а с 1806 года — судном «Юнона»…
Давыдова рядом с ним на палубе «Юноны» нет, но он тут же — борт о борт, потому что теперь командует тендером «Авось».
И вот тут-то по прямому указанию Резанова они идут к берегам Южного Сахалина. В октябре 1806 года «флота лейтенант» Хвостов подписывает следующую грамоту:
«В знак принятия острова Сахалина и жителей его под всемилостивейшее покровительство российского императора Александра I старшине селения, лежащего на восточной стороне губы Анивы, пожалована серебряная медаль на Владимирской ленте. Всякое другое приходящее судно, как российское, так и иностранное, просим старшину сего признавать за российского подданного».
Тогда же лейтенанты сжигают в заливе Анива незаконно поставленные там японцами складские помещения. Постройки были из свежих досок — видно, японцы торопились как-то эти земли
«застолбить», хотя сами поселенцы, судя по некоторым данным, были беглыми преступниками.
Во всяком случае, официальными государственными поселенцами они быть не могли — ведь официально японцам запрещалось покидать пределы Японии! И уже поэтому, кстати, абсолютно неправомерны любые утверждения о якобы «незаконности» действий двух лейтенантов.
В 1807 году они повторяют этот «трюк» на южных Курилах…
Молодцы!
Но к тому времени Резанова уже не было ни в Сибири, ни в живых, и по возвращении в Охотск лейтенантов берут под арест.
Н-да…
Везло деятельным русским людям на Дальнем Востоке, за высоким берегом Амура… За их же хорошее — да им и по загривку! Николай Александрович Хвостов и Гавриил Иванович Давыдов в этом смысле предвосхитили ситуацию с Геннадием Ивановичем Невельским.
Однако лейтенанты, видно, действительно были парнями рисковыми. Они бегут из-под ареста в Якутск, там «сдаются», а уж оттуда их везут в Петербург, где предают суду, но вскоре освобождают и командируют в Финляндию на новую русско-шведскую войну.
Русская Америка их, конечно же, опять позвала бы и они могли бы там еще погеройствовать во славу русского дела, но 14 октября 1809 года оба утонули в Неве, торопясь перескочить через уже разводимый мост.
Судьба…
Уже после их смерти было издано «Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним. С предуведомлением Шишкова, 1810 г.».
Адмирал Александр Семенович Шишков имеет репутацию идеолога наиболее реакционных слоев дворянства, и, наверное, не зря. Но человеком он был по натуре русским, русское любил до перехлеста, а Хвостова и Давыдова знал как подчиненных со шведской войны конца XVIII века, на которой был командиром фрегата.
И в своем предисловии к книге Давыдова он написал, что «Хвостов соединял в душе своей две противоположности: кротость агнца и пылкость льва», а Давыдов «нравом вспыльчивее и горячее Хвостова, но уступал ему в твердости и мужестве».
Они так и стоят у меня перед глазами — неразлейвода русские ребята, не растерявшиеся бы ни на льду Чудского озера, ни на Бородинском поле, ни под Москвой осенью 1941 года, ни в нынешние мутные годы…
Русские на все времена…
А СЕЙЧАС вернемся к Резанову. На «Надежде» он перешел из Нагасаки в Петропавловск, а затем «Надежда» отправилась в Китай, где в конце ноября 1805 года Крузенштерн соединился с Лисянским.
Резанов же, напротив, еще на Камчатке от Крузенштерна отделился, чтобы отправиться в Русскую Америку на компанейском судне «Святая Мария».
В инструкции Резанову было 23 пункта, из которых я здесь частично приведу пункты 8-й и 9-й…