Кремлевский визит Фюрера | Страница: 109

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

А в советском Генштабе перед «финской» войной слишком много думали и слишком мало делали. Когда Сталин понял это, он отправил Шапошникова в отпуск на Черное море и поручил оперативное планирование операции Мерецкову и штабу Ленинградского военного округа…

Но и этот штаб ситуацию проворонил…

Уже когда все было закончено, с 14 по 17 апреля 1940 года в ЦК прошло совещание начальствующего состава РККА по обобщению опыта войны… 44-летний комкор Валериан Фролов, командующий 14-й армией, с упреком докладывал:

— В начале наступления мы ничего абсолютно не знали, даже такой пункт, как никелевые разработки… Уж это и в мирное время можно было узнать…

— Здесь в Москве мы знали, — подал голос Сталин.

— Но мы не знали, — возразил Фролов. И Сталин — Сталин! — сказал в ответ:

— Виноваты, что ничего не сообщили…

Но виноват-то был не Сталин, а аппарат Шапошникова и Мерецкова. То есть — в конечном счете — они!

Тот же Фролов говорил, что финны «очень боятся фланга» и «при появлении на флангах хотя бы батальона они отходят, бросают даже укрепленные районы».

А Генштаб и Мерецков планировали брать «линию Маннергейма» «в лоб»…

Да и как брать! Перед Финской войной по уставам «великих» полководцев— в теории— Тухачевского, Уборевича и других «крупных теоретиков» — в первом атакующем эшелоне 17-тысячной (семнадцатитысячной) стрелковой дивизии должны были наступать 640 (шестьсот сорок) бойцов.

Остальные должны были ожидать их прорыва и «развивать успех»… Это был даже не генштабовский вариант русской пословицы «Один с сошкой, семеро с ложкой». Тут на один штык, атакующий передний край врага в первом ударе, приходилось почти двадцать семь (!) штыков, ожидающих в тылу…

Об этом тоже говорил Кирилл Мерецков в декабре 40-го года…

И тот же Шапошников запретил штабам формирование партизанско-диверсионных отрядов. Их формировали уже в ходе боев — без разрешения, вот уж действительно «партизанским» образом.

ВОТ КАК обстояло дело с Генштабом и уставами.

А как там было с командармами?

Григорий Штерн, рождения 900-го года. В РККА с самого начала шел все по комиссарским должностям. Вступив в Красную Армию в марте 1919 года и вскоре — в РКП (б), он в августе стал уже комиссаром полка, да так и пошло… С 1929 по 1936-й Штерн был в распоряжении наркома обороны и лишь в 36-м вошел в строй — командиром 7-й кавалерийской дивизии.

А уже через год он — Главный военный советник в Испании. Какой у него там был особый военный опыт—уж и не знаю. Но в 1938 году его назначают начальником штаба Дальневосточного округа, и вскоре он, командуя 39-м стрелковым корпусом, вместе с Блюхером проваливает Хасанскую операцию. Высоты у озера Хасан остались за нами, но досталось это нам далеко не малой кровью…

Тем не менее Штерна ставят во главе войск, оперирующих в Монголии, но и там он особых лавров не снискал — победу обеспечили средние командиры и твердая рука Жукова. Штерн, правда, получил «по должности» за Халхин-Гол звание Героя Советского Союза…

Были, видно, у Григория Михайловича крепкие «дружки» в верхах…

В финскую войну он командовал 8-й армией — еще более плачевно, чем у Хасана. Успехов армия не добилась, зато в окружение попали и были почти полностью уничтожены 18-я стрелковая дивизия и 34-я легкая танковая бригада…

Начальник артиллерии Киевского особого военного округа сорокалетний комбриг Николай Яковлев попал на финский фронт уже в декабре… Там он встретился со старыми знакомыми — комкором Грендалем, начальником артиллерии 7-й армии Парсеговым… Побывал у начальника штаба 7-й армии Говорова.

И Яковлев был буквально обескуражен малой результативностью артиллерийского огня, хотя артиллерии было очень много. Войска палили так, как им хотелось — без учета важности целей — из любых калибров!

Говоров до войны часто руководил военными играми на сборах артиллеристов… Игры — это хорошо…

Но вот что докладывали наркому Ворошилову в конце декабря 39-го года: «Артчасти ведут безудержный огонь без достаточной разведки целей, не достигая нужного результата. Один 116-й артполк расстрелял с 30 ноября 17 700 152-мм выстрелов (72 вагона)… В 455-м артполку подавались команды на беглый огонь из 280-мм мортир и 152-мм пушек-гаубиц образца 1937года… Бывали случаи, когда общевойсковые командиры требовали вести ночью беспокоящий огонь из 280-мм мортир».

Снаряд тяжелой мортиры — это уже «чемодан» в добрых две сотни килограммов весом. Его к мортире — тяжелому осадному орудию — надо было подавать лебедкой. А бравые военные вместо того, чтобы после тщательной разведки громить из этих мортир «миллионные» доты «линии Маннергейма», вели из них беглый и беспокоящий (то есть по «площадям», «в белый свет, как в копеечку») огонь!

Чего стоили стране и лично Сталину все эти мортиры, пушки-гаубицы, пушки дивизионные и полковые! Новые стали, новые пороха и взрывчатые составы, новые заводы, новые артиллерийские конструкторские бюро, бессонные ночи…

Для одного лишь контроля качества корпусов 152-миллиметровых гаубичных снарядов (вес — около 50 килограммов) Уральский филиал Академии наук СССР разработал специальный магнитно-порошковый дефектоскоп.

А бравые артиллеристы швыряли потом эти снаряды как попало—вагонами!

Н-да…

Мог ли предполагать нечто подобное Сталин?

Авторы доклада наркому заключали его так: «Отношение к экономии и сбережению артвыстрелов в войсках пренебрежительное».

Писали все же свои, и поэтому написали мягко. А верно-то было бы написать — «преступное»…

Так обстояло дело с высшими командирами. А как там было с армией вообще?

Красная Армия уже конца тридцатых годов была оснащена неплохо — в этом сказались усилия и Сталина, и его «команды», и новой инженерной и научной молодежи новой страны. И всего рабочего люда России…

Но разве соответствовали усилия самих военных усилиям страны по оснащению этих военных? На этот вопрос читатель теперь может ответить и сам…

А как готовили и учили командармы, комкоры и комбриги своих подчиненных, как командовали ими?

А вот как…

Командир стрелкового полка 8-й армии полковник Раевский был назначен на эту должность приказом наркома обороны 18 декабря 39-го года.

Вечером 29 декабря он прибыл в Петрозаводск и увидел там такие картины, что в ночь под Новый год направил Ворошилову докладную записку…

Полковник умел писать, умел и думать, и вот что он написал:

«Возможно, я многого и не знаю, но из первых впечатлений и наблюдений у меня сложилось мнение, что принимаемые меры до сегодняшнего дня не обещают нам победы малой кровью.

Среди военнослужащих, находящихся в Петрозаводске, чрезвычайно низка воинская дисциплина. По городу и в общественных местах можно видеть много пьяных красноармейцев и командиров… У них распущенный, расхлябанный и неопрятный внешний вид… Взаимоотношения между начальниками и подчиненными построены не на требованиях уставов, а во всем чувствуется панибратство и какая-то семейственность. Подчиненным не приказывают, а просят их и уговаривают…