Далее, НОАК без особой помпы внедрила систему единоначалия, в рамках которой командир несет основную ответственность за вверенное ему подразделение, хотя в теории ровно такую же ответственность должен нести и его политкомиссар. «Эффективное управление войсками требует сосредоточения власти в одном-единственном центре, — говорит Ю Цзи, китайский военный аналитик. — Это железное правило не знает исключений даже для НОАК». По его словам, есть лишь один способ, как могут ужиться боевой командир и его комиссар: «Политические вопросы обязаны подчиняться интересам боевого командования». Иностранцы, имеющие дела с НОАК, отмечают постепенное оттеснение политкомиссаров. «Мне доводилось бывать на китайских военных кораблях, где капитан вообще не отвечает на вопросы, пока не проконсультируется с замполитом, — вспоминает Бад Коул, преподаватель американского Национального военного колледжа и частый гость китайских ВМС. — Правда, попадаются капитаны, в грош не ставящие мнение комиссаров».
В то время как симбиотические отношения КПК и НОАК претерпевают эрозию, новый порядок — по словам Дэвида Шамбо, авторитетного специалиста по китайской политике — «благоволит более корпоративной, профессиональной, автономной и подотчетной армии». Конечная власть прочно находится в руках КПК, однако подобно тому, как партия отказалась от мелочного вмешательства в дела крупных госпредприятий, НОАК сейчас пользуется большей свободой в повседневных делах. Речь вовсе не идет о передаче политического контроля; пожалуй, такое переопределение формулы взаимоотношений КПК и НОАК как раз иллюстрирует приспособленческий талант партии. «Политические директивы до сих пор преобладают над чисто военной философией, — отмечает Шамбо, — однако партийная работа адаптируется к социальным изменениям».
Корректировку претерпевает и пропагандистская система. В 2009 г., по случаю празднования 60-й годовщины своих ВМС, Китай пригласил морских офицеров со всего мира посмотреть на новый атомный подводный флот, дислоцируемый в Циндао. В октябре того же года отмечалось бо-летие КНР. Для постановки военного парада на площади Тяньаньмэнь был приглашен не кто иной, как Чжан Имоу, талантливый кинорежиссер и чуть ли не диссидент, который все же стал частью истеблишмента, когда ему поручили организовать церемонию открытия Пекинской Олимпиады. Еще одним важным пропагандистским достижением для НОАК был первый крупный рейд к берегам Сомали, где китайский ВМФ осуществил противопиратское патрулирование, а заодно продемонстрировал осязаемую связь между военным бюджетом (который непрерывно увеличивался на протяжении двух десятилетий) и растущим международным влиянием страны.
Отдел пропаганды ЦК заботится о том, чтобы командные голоса военных не звучали в публичных дебатах и не привлекали внимание широкой общественности к разногласиям между НОАК и КПК. «Армия не может иметь собственных взглядов. Ей запрещено выражать свое мнение», — говорит Янь Сюэтун из Университета Цинхуа, имеющий тесные связи с военными. Вместо этого партия пропагандирует собственное сочинение о новом сверкающем оружии, самоотверженном патриотизме и растущей глобальной роли. Все три милитаристских события, срежессированные в 2009 г. для телекамер — сомалийская миссия, годовщина ВМФ и парад на Тяньаньмэнь — были направлены на воспитание у китайцев уверенности и гордости за свою армию, тем самым укрепляя систему партийного руководства НОАК. Но за рубежом к этому имиджу относятся с гораздо большим скептицизмом. Самая яркая иллюстрация: давным-давно откладываемая битва за Тайвань.
Подготовка к войне за Тайвань — для НОАК самый эффективный рычаг выкачивания денег из правительства. Для высшего партийного руководства эта грядущая война — тоже хороший повод завернуться в национальный флаг. Воссоединение с Тайванем риторически подается в образе чуть ли не божественной миссии НОАК, в рамках которой военные средства должны служить политической цели. «Партия всегда рассматривала Тайвань как последнюю недостающую деталь головоломки, — сказал Эндрю Янг из Тайбэя. — Их ни за что не убедить отказаться от Тайваня».
Большинство статей обсуждает баланс военных сил, подсчитывают нацеленные на Тайвань ракеты или отслеживают политическую полемику о самых последних продажах американского оружия непокорному острову. Это, конечно, очень интересно и важно, но статьи упускают из виду самое главное обстоятельство. Главное обстоятельство, не позволяющее Тайваню склонить голову перед диктатом Пекина, мало общего имеет с военной силой или потенциальной войной и той экономической катастрофой, которой война, несомненно, обернется. Да, оба эти фактора крайне важны для китайских политиков, но на самом деле обстоятельство носит чисто политический характер. Одним словом, это КПК.
Все время, что Джозеф У изучал кибернетику в Тайбэйском университете в начале 1970-х гг., его непрерывно донимали предложениями вступить в ряды правящей партии. Преимущества, казалось бы, очевидные: приоритетное получение визы для учебы за границей; ускоренное продвижение по карьерной лестнице как в армии, так и на гражданской службе; гарантированная занятость в фирмах, которые принадлежат партии. «Короче говоря, меня постоянно пытались завербовать, — рассказывал он много лет спустя, на интервью в своем университетском кабинете. — Все в один голос заверяли, что моя жизнь улучшится, стоит только записаться в Гоминьдан».
Гоминьдан (ГМД), в буквальном переводе «Национальная народная партия», во многих отношениях был зеркальным отражением своего соперника на континенте, то есть КПК. Подобно Коммунистической партии Китая, Гоминьдан основывался на ленинских идеях. В нем имелся собственный Орготдел для раздачи постов в госсекторе. В отличие от Китая, где КПК контролирует экономику из-за кулис, тайваньский Гоминьдан напрямую владел рядом самых больших предприятий острова. Кроме того, ГМД непосредственно руководил вооруженными силами. По иронии судьбы (о чем в нынешнем Китае предпочитают помалкивать), одним из первых политкомиссаров сформированной в 1924 г. гоминьдановской армии стал Чжоу Эньлай, впоследствии премьер Госсовета КНР, сильно пострадавший из-за Мао Цзэдуна; в 1920-е и 1940-е гг., когда между партиями возникали временные союзнические связи, Чжоу тесно сотрудничал с Гоминьданом.
Поколение, выросшее на Тайване после 1949 г., когда Гоминьдан покинул континент, с особой ясностью понимает, как именно работает Китай, — ведь эти люди были воспитаны в очень похожей системе. Увы, этого нельзя сказать о взглядах материковых китайцев. С начала 1990-х гг., когда в Тайване стали проходить публичные выборы в национальное правительство, КПК все никак не смирится с мыслью, что совсем рядом растет и развивается чужая, но китайская демократия.
На протяжении этого периода вожди Китая непрерывно внушали тайваньцам необходимость подчиниться суверенитету КНР, называли островную демократию коррумпированной и вели травлю тайваньских дипломатов по всему миру. В довесок Пекин стращает Тайвань войной, изредка постреливая ракетами через северную и южную оконечности острова. В канун первых президентских выборов в 1996 г. Китай зашелся воплями, намекая на жуткие последствия, если Тайвань открыто встанет на путь независимости. Несмотря на запугивания с материка, голосование стало привычным фактом жизни островитян.
Джозеф У — не единственный человек, судьба которого флуктуирует в такт выборным приливам и отливам, совсем как в демократических странах. В 1970-е гг. он вернулся из США с дипломом доктора наук в области политологии и занялся исследованиями, а вскоре презрительно отверг предложение вступить в Гоминьдан и ударился в оппозиционную политику. В 2004 г. вторично переизбранный тайваньский президент Чэнь Шуйбянь, лидер Демократической прогрессивной партии, назначил У на пост ведущего советника по вопросам отношений с КНР, а в 2007 г. У стал де-факто послом Тайваня в США. Увы, работа в американской столице не заладилась, поскольку США в ту пору были увлечены матереющим Китаем и с раздражением относились к президенту Чэню. После возвращения Гоминьдана к власти Джозеф, будучи политическим ставленником, тут же потерял должность. Мы познакомились в 2009 г.; Джозеф тогда, как и после учебы в Штатах, трудился в крошечном, захламленном кабинете университета Чэнчи, возле конечной ж/д станции на окраине Тайбэя.