Обратная сторона звездных темпов роста, обусловленных локальным динамизмом, состоит в том, что на свет появилась расточительная модель экономического развития за счет капиталовложений: явление, которое ныне является предметом беспокойства в глобальном масштабе. К примеру, Индия добилась 7–8 %-ного роста, инвестируя порядка одной четвертой своего валового внутреннего продукта. А вот в Китае, где ревнивые местные власти вынуждены всеми силами не отставать от соседних Ванов и Чжанов, инвестируется чуть ли не половина ВВП — и лишь ради того, чтобы выиграть парочку десятых долей процента у гигантского соседа. Пока Китай инвестирует больше, чем потребляет, его избыточная продукция будет изливаться за границу в поисках новых рынков сбыта. В свою очередь сохранятся и экономические дисбалансы, частным примером которых является «мыльный пузырь» жилищного строительства в Штатах.
Если бы мы ставили оценку Ху Цзиньтао и Вэнь Цзябао за умение держать слово и сбалансировать модель экономического развития Китая, то за первые пять лет они получили бы кол — и все по той же причине. Едва заняв высшие руководящие должности, они попытались проштамповать политику своей собственной печатью. Вместо прежних программ под девизом «развитие любой ценой», они предложили более щадящий рецепт в надежде, что Китай станет более зеленым, симпатичным, умиротворенным и не столь зависящим от дешевого экспорта и дымовых труб тяжелой промышленности. В какой-то степени их риторику можно назвать политическим маркетингом. Китайские политики — подобно своим коллегам во всем мире — стремятся дистанцироваться от предшественников. К 2007 г., когда они вышли на подиум Здания народных собраний, чтобы провозгласить начало второго срока своего правления, за их плечами осталась половина десятилетия рекордных темпов экономического роста. Темпы выпуска энергозатратной продукции, такой как сталь, цемент и алюминий, не только не замедлились, но в ряде случаев утроились, а положительное внешнеторговое сальдо вообще увеличилось в восемь раз. Протесты и недовольство населения достигли рекордных отметок (о чем свидетельствуют даже скупые официальные данные); страну охватило неравенство, невиданное за все годы коммунистического правления.
Ху и Вэнь обнаружили, что, как ни парадоксально, радикальная рецентрализация налоговой политики не только не укрепляет диктат Пекина в провинциях, а напротив, стимулирует независимые экономические устремления за пределами столицы. Местные органы власти, потерявшие возможность напрямую финансировать налогами порученные им программы (особенно в области просвещения и здравоохранения), были вынуждены с особым рвением заняться бизнесом. Как выразился обозреватель Лян Цзин, новый налоговый регламент «заставил добропорядочных барышень превратиться в потаскух». Для возмещения бюджетного дефицита местные власти «насели на крестьян, принялись нещадно эксплуатировать заводских рабочих и разрушать экологию, в то время как центр закрывал на это глаза и беспокоился лишь о ВВП и налоговых поступлениях, не обращая внимания на процесс». От некоторых программ, внедренных на территориальном уровне, волосы встают дыбом. Скажем, в мае 2009 г. власти Гунъаньского уезда провинции Хубэй приказали своим бюджетникам выкуривать (не в одиночку, правда, а в сумме) как минимум по 23 тыс. пачек сигарет в год — чтобы, видите ли, «защитить налоговые поступления и права потребителей». Предполагалось, что, чем больше госслужащие дымят, тем больше налогов соберут местные органы самоуправления. После волны общественных протестов программу свернули.
В большинстве случаев местные власти пополняют бюджет деньгами из риелторской сферы, продавая (зачастую по завышенным ценам) земельные участки. «Реформа налоговой системы означает, что у местных органов вообще нет иных источников поступлений, вот они и взялись торговать землей», — говорит эксперт Юй Цзянжун, собирающий статистику крестьянских жалоб. Его данные показывают, что бюджет Хэбэйской провинциальной администрации на 30 % состоит из выручки от продажи земли — а ведь это ограниченный ресурс. В целом по Китаю порядка 60 % всех протестов так или иначе связаны с фактами распродажи земли местными органами власти.
Неудивительно, что политика центра по балансировке экономики имеет ограниченный успех. При описании трудностей, стоящих перед Ху и Вэнем, часто прибегают к метафоре о супертанкере — он, дескать, тоже очень медленно разворачивается. В действительности китайская экономика напоминает скорее не одинокого левиафана, а целую армаду небольших торговых судов, упрямо идущих под полными парами, невзирая на потенциальные последствия для флотилии в целом. Если Китай продолжит инвестировать намного больше, чем потребляет, его экономика рано или поздно зашатается под бременем внутренних дисбалансов, что скажется на всем мире. В случае с местными органами власти, уже сейчас наблюдается дефицит продаваемой земли. Китайским вождям и не нужно прислушиваться к мнению западных экономистов или предостережениям Всемирного Банка: дескать, настоящая экономическая модель уже выдохлась, пусть даже в ближайшие годы Китаю и удастся выжать дополнительный рост. Разработчики политики и без того видят экономические проблемы страны. Слепое пятно системы обусловлено в первую очередь политическими причинами.
До сих пор основные усилия центра по поддержанию локального динамизма и ликвидации сопутствующей коррупции и чрезмерного увлечения инвестициями также носили политический характер. Пекин потребовал, чтобы местные партийные боссы отныне посещали Центральную партшколу в столице, а не всякие там курсы повышения квалификации в своих регионах. Приоритетность политики центра будет вбиваться в голову каждого партруководителя посредством лекций членов Политбюро и министров. Иначе, намекал Пекин, чиновникам лучше забыть о дальнейшем выдвижении. В свое время Пекин не интересовался низовыми партийцами. Их даже издевательски именовали «кунжутными кадрами», ведь при взгляде из столицы их власть казалась смехотворно малой. С другой стороны, провинциальные жители называли тех же самых руководителей несколько более уважительно — «отцы родные» — поскольку отлично понимали, что их жизнь и смерть зависит именно от местных кадров, что бы ни говорил центр. Словом, теперь столица начинала приглядывать за ними куда зорче.
Хитроумный Пекин внедрил модерновый инструмент надзора за «кунжутными кадрами», позволив китайским журналистам и блоггерам рассказывать о злоупотреблениях на местах, чего никогда не допустили бы в отношении высшего руководства страны. В 2009 г. были наказаны десятки региональных чиновников, и все благодаря современным технологиям интернет-поиска, напоминающего скорее виртуальную облаву на людей. Пример: в Сети появился снимок нанкинского чиновника, который в своей районной управе отвечал за недвижимость. Чиновник был сфотографирован с сигаретами марки «Нанкин 95 Империал» ценой $22 за пачку, причем на запястье у него красовались швейцарские часы «Vachreon Constantin» стоимостью порядка 15 тыс. долларов. Позднее чиновник клялся, что часы — дешевая подделка, но его все равно сняли с работы и даже завели уголовное дело. В Шэньчжэне пьяный секретарь парткома местной портовой администрации приставал к девочке-подростку в туалете, а когда за нее вступился отец, чиновник его избил. «Я занимаю такой же пост [в партии], как и мэр. Подумаешь, разок ущипнул соплячку. Да вы все для меня как грязь под ногами», — кричал он. Видеозапись разместили на сайтах, и парторг лишился должности. В сельской провинции Юньнань была уволена администрация местной тюрьмы, когда интернет-сообщество взялось обсуждать ее смехотворные попытки объяснить черепно-мозговые травмы погибшего заключенного: тот якобы сам ударился головой, когда играл с другими сидельцами в жмурки. В итоге тюремщики признали, что злосчастный заключенный был избит до смерти.