Как сам Савинков, так и его люди работали на польскую разведку и контрразведку (офензиву и дефензиву). Все доставлявшиеся из Советской России сведения переправлялись во второй отдел польского генштаба и французскую военную миссию.
Впрочем, бог тайной войны явно благоволил чекистам. Разгромив весной 1921 года несколько крупных отрядов, от их уцелевших участников в ВЧК узнали о существовании «Народного союза защиты родины и свободы», а в мае раскрыли западный областной комитет «Союза», арестовав его членов, активистов, агентов, курьеров — несколько сот человек, после чего дипломатические требования получили новый стимул.
Савинковские сети использовались белыми эмигрантами и их покровителями до 1923 года, пока их не разгромили чекисты. Впрочем, что-то, несомненно, осталось — как и от других, несавинковских сетей. Где-то осели агенты, завербованные среди военнопленных красноармейцев и во время оккупации польской армией украинских и белорусских территорий, где-то — свои люди из националистических организаций…
Кроме того, что против СССР работали польские спецслужбы, вплоть до самого 1939 года Польша, настроенная резко и непримиримо антисоветски, была базой для всех разведок, направленных против Советского Союза. Недаром едва наши войска вступили на польскую территорию, как НКВД начал настоящую охоту на полицейских, жандармов, пограничников, не говоря уже о сотрудниках офензивы и дефензивы — всех, кто хоть как-то мог быть причастен к разведывательным и бандитским делам. Пусть база и уничтожена — но ведь агенты на нашей стороне остались, и их следовало выкорчёвать, пока они не дождались связника с заданием — может, из Лондона, а может, и из Берлина, ведь вторая половина польской разведки досталась Гитлеру, который тоже обязательно захочет прибрать в рукам бесхозные сети…
Надо сказать, что не всегда насилие идёт во вред. Когда котёнка тычут носом в миску с молоком — это насилие. Когда крестьян сгоняют в колхозы — тоже насилие. А уж мобилизация на войну… Тем не менее во всех трёх случаях насилие и благотворно, и необходимо.
Мировая история полна аннексий и захватов, и далеко не все пошли во вред населению присоединяемых и подвластных территорий. Всё зависит от политики центра по отношению к новым землям. Кто бы что ни говорил, но присоединение к СССР всё же дало феодальным среднеазиатским ханствам отсутствие голода, бесплатную медицину, бесплатное всеобщее образование, промышленное развитие — хотя и извлекло женщин из-за дувалов и даже лишило паранджи. Кому-то паранджа нравилась, кому-то нет… но резкое уменьшение материнской и детской смертности тоже кое-чего стоит.
Почему-то в среде нашей интеллигенции считается, что чем западнее, тем культурнее. Ещё Солоневич над этим долго и весело смеялся, описывая западноевропейские представления о гигиене. И тем не менее принято признавать, что европейцы культурнее русских, а значит, их влияние на дикий русский народ благотворно (и даже гитлеровское нашествие наших «властителей дум» не отрезвило). А поляки для России всегда были Европой. От них приходило на Русь иноземное платье, бритьё бороды и некоторые «передовые» идеи. Платье носили, бороды брили, идеи переваривали — правда, самих поляков при этом били снова и снова, пока не побили совсем. И всё же отношение к ним было как к европейцам, «высшей расе» — что прекрасно иллюстрирует история с Пугачёвым и Костюшко. И так же по умолчанию считалось, что поляки, как более культурная нация, благотворно воздействуют на диких малороссов и белороссов — в первую очередь так считали, конечно, сами поляки. А поскольку они об этом ещё и очень громко кричали, то количество децибел и повторений возымело действие, и даже в России как-то исподволь многие стали полагать, что это так и есть, просто котёнок миски не разумеет…
А молоко-то в миске есть? Короче: как там с фактами?
Станислав Ваупшасов, известный партизанский командир, «работавший» в Польше с 1921 года, так пишет об экономических результатах польского господства:
«Польские власти отводили Западной Белоруссии роль аграрного придатка, источника сырья и дешёвой рабочей силы. Её природное богатство — леса хищнически вырубались и распродавались иностранным монополистам» [89] .
Кстати, и не менее культурные финны, когда им случалось захватить кусочек Карелии, тут же оперативно начинали рубить лес — свой не трогали, берегли…
«Земельные отношения в Западной Белоруссии характеризовались господством крупного помещичьего землевладения и малоземельем крестьян. В 1921 году более трёх с половиной тысяч помещиков имели около 4 миллионов гектаров угодий. Самые крупные из магнатов — Радзивиллы, Потоцкие, Сапеги и Тышкевичи владели имениями в десятки тысяч гектаров. А 370 тысяч бедняцко-середняцких хозяйств располагали всего лишь 2 миллионами гектаров, в том числе 54 127 семей имели участки площадью не более 1 гектара».
Как видим, в среднем одна крестьянская семья имела около пяти гектаров земли. В России была примерно та же ситуация, и положение сельского хозяйства считалось безнадёжным. Советское правительство вытащило из ямы аграрный сектор при помощи коллективизации — но на польских территориях никакой коллективизации, естественно, не проводилось. Из аграрного тупика правительство попыталось выбраться с помощью не оправдавшего себя в России столыпинского пути. Крестьян выселяли на хутора, попутно продав им часть помещичьей и государственной земли. В итоге с землёй и вправду стало получше, но что толку? «Столыпинская» реформа никак не решала вторую основную проблему бедных крестьян — нехватку средств на ведение хозяйства, в первую очередь недостаток скота и инвентаря. В середине 30-х годов лошадей в Западной Белоруссии имели 67 % хозяев, соответственно, 33 % были безлошадными — больше, чем в РСФСР, где этот показатель в конце 20-х составлял 28 % [90] . К 1939 году из полуторамиллионного белорусского населения региона около 200 тысяч эмигрировали в Западную Европу или на американский континент.
Отдельным слоем, классом или, если хотите, кастой были так называемые осадники.
«С 1921 по 1930 год на западнобелорусских землях поселилось около 5 тысяч осадников. Их основную массу составляли бывшие офицеры и унтер-офицеры легионов Пилсудского, участники польско-советской кампании 1919–1920 годов. Они получали наделы в 15–45 гектаров и оседали хуторами на захваченной территории в качестве контрреволюционной опоры польского правительства, верных прислужников буржуазно-помещичьего строя».
По российским понятиям осадники — это кулаки. Но кулаки особого рода. Здесь их ненавидели втройне: как кулаков, как поляков и как солдат, отличившихся на советско-польской войне, в результате которой народ оказался под оккупацией. А уж как они гордились своими боевыми заслугами и как выставляли их напоказ — любой, имеющий представления о польском характере, хотя бы в рамках Достоевского, легко может вообразить.