Большевики, как и правительство Александра II, как и Столыпин, отлично знали, что надо сделать: создать на селе крупные, интенсивные, высокотоварные хозяйства, а образовавшийся избыток людей направить на развитие промышленности. Вся беда заключалась в том же, что и у Столыпина: для бескровного реформирования деревни надо было иметь развитую промышленность, а промышленная реформа не могла опередить аграрную, поскольку средства для индустриализации и рабочие руки можно было взять только из уже реформированной деревни. Город же, каким он являлся, способен был принять ничтожную часть высвобождающихся людских ресурсов — а куда девать остальных?
Вот если бы найти такую форму агропредприятий, которая впитала бы в себя излишки людей, пусть даже за счет понижения прибыльности — пес с ними, с прибылями, деньги не дороже жизни! Создать из агропредприятий эдакое «человекохранилище», резерв, откуда потом по мере надобности черпать кадры, направляя их туда, куда нужно народному хозяйству.
Красивая идея. Но как её реализовать?
Скоро в снег побегут струйки,
Скоро будут поля в хлебе.
Не хочу я синицу в руки,
А хочу журавля в небе.
Семён Кирсанов
Свой сельскохозяйственный идеал большевики ни от кого не прятали. Видели они его отнюдь не в «крестьянском рае», а в «агрозаводах», в которых средства производства принадлежали бы государству, а люди работали по найму. Еще в ленинских «Апрельских тезисах» говорится:
«Создание из каждого крупного имения (в размере около 100 дес. до 300 по местным и прочим условиям и по определению местных учреждений) образцового хозяйства под контролем батрацких депутатов и на общественный счёт».
В феврале 1919 года было принято «Положение о социалистическом землеустройстве и о мерах перехода к социалистическому земледелию» — значительный шаг вперед по сравнению с «Законом о социализации земли». В первую очередь потому, что в нем был наконец определен собственник земли — вся она становилась единым государственным фондом, заведовать которым должны были органы советской власти. Согласно положению, единоличное землепользование объявлялось «проходящим и отживающим», а идеалом и конечной целью всех аграрных преобразований авторы видели «единое производственное хозяйство, снабжающее советскую республику наибольшим количеством хозяйственных благ при наименьшей затрате народного труда». И если Закон о социализации был откровенно бредовым, то «Положение…» — всего лишь утопическим. Действительно, прогресс налицо…
Лев Литошенко в 1924 году с известной долей иронии так описывает будущую агропромышленность, как её видели большевистские деятели образца 1918–1919 гг.
«Развитая сеть советских хозяйств, управляемая общими органами народного хозяйства, работающая на общество и сдающая все свои продукты па удовлетворение общественных потребностей, включающая не только производство сельскохозяйственных продуктов, но и разнообразную их переработку… Советские хозяйства должны будут и совершенствовать технику производства. Электричество, которое в нашу эпоху является главной силой в промышленности, должно будет получить наиболее широкое применение в деревне и в сельскохозяйственном производстве. В советских хозяйствах должна быть раскинута сеть заводов и фабрик: консервные, кожевенные, машиностроительные (сельскохозяйственных машин и орудий), деревообделочные, текстильные, ремонтные и т. д. и т. п. предприятия должны развернуться во всей широте. Советские хозяйства должны явиться рассадниками агрономической культуры. Здесь должны содержаться стада племенного скота, конские заводы, производиться улучшение сельскохозяйственных культур и т. д. Наконец, советские хозяйства должны будут явиться центром социалистической культуры, просвещения, искусства, воспитания нового человека…» [220]
Описание, конечно, не лишено примет времени — например, в нем ни слова не говорится о доходности, поскольку тогда считалось, что деньги в ближайшем будущем отменят, заменив их прямым распределением. И сама эта картина среди окружающей войны и нищеты изрядно напоминает речь Остапа Бендера о блестящем будущем городка Васюки. В 1924 году, видя, что творится вокруг, ученый имел полное право иронизировать — но впоследствии этот проект реализовался: и «фабрики проводольствия», и переработка, и электричество, и племенные заводы, и Дома культуры — разве что минус производство сельхозмашин, которое осталось в городах. Причем реализовалось не только в совхозах, но и в колхозах, естественно, не во всех — однако уже перед войной ничего эксклюзивного в нарисованной картине не было.
…Первые совхозы начали появляться сразу после Октябрьской революции. Основные же принципы их организации были сформулированы в том самом «Положении о социалистическом землеустройстве».
Совхозы организовывались на землях единого государственного фонда, в основном на базе бывших крупных имений с высокой культурой производства, сложным техническим оборудованием и т. д. Работали в них наемные работники, труд их оплачивался по ставкам, выработанным профсоюзом сельскохозяйственных рабочих и утвержденным Наркоматом земледелия. Во главе стояли назначенный заведующий и рабочий контрольный комитет. Управлялись совхозы по тому же принципу, что и отрасли промышленности, — через местные, районные и губернские управления советскими хозяйствами, которые, в свою очередь, подчинялись отделу обобществления сельского хозяйства при Наркомате земледелия. Урожаем распоряжались по принципу продразверстки: всю продукцию, за вычетом семян, фуража и норм потребления рабочих и их семей, совхозы сдавали продорганам, зарплату рабочим платило государство, все недостающее получали от него же по твёрдым ценам.
Те, первые совхозы были от нарисованных теоретиками «блестящих Васюков» куда как далеки! Спасти от стихии передела удалось лишь незначительную часть национализированных земель. В 1916 году на территории РСФСР (без Украины и Крыма) насчитывалось 76,2 тыс крупных хозяйств. В среднем на каждое из них приходилось примерно по 50 дес. земли и по 10 голов рабочего скота, но в реальности, как мы знаем, существовали «экономии» и с тысячами, и с десятками тысяч десятин посевной площади. По состоянию на 1920 год на той же территории насчитывалось 5,6 тыс. совхозов с посевной площадью 308 тыс. десятин, или по 54 дес. на хозяйство, и по те же 10 голов рабочего скота. На сей раз это был действительно средний размер — какие-то хозяйства имели по 20, а какие-то и но 200 десятин, но многотысячных не осталось.
До революции в таком хозяйстве обитало в среднем 20 человек, после неё — около 45, или почти по человеку на десятину. Впрочем, это ни о чем не говорит, поскольку помещики и крупные кулаки вовсю пользовались батрацким трудом крестьян соседних деревень. Однако некоторый переизбыток рабочих в совхозах все же имел место, поскольку во многих хозяйствах — «фабрики» ведь! — на практике попытались ввести 8-часовой рабочий день — летом! Естественно, это тут же вызвало резкое увеличение числа работников. А зимой, когда работы было мало, они дружно околачивали совхозные груши — но зарплату получали. Пока шла война и бушевала продразверстка, такое положение было терпимо: люди просто кормились возле земли, как и единоличники, и не были заинтересованы в производстве излишков — все равно сдавать! Но как только начался нэп и всем, в том числе и совхозам, пришлось научиться считать деньги, излишек рабочих сразу начал оказывать себя.