– Туда, в реабилитационный центр, должны поехать наши люди... Они знают в лицо Талгата Абдукадырова. Мы не знаем, в каких отношениях Талгат Абдукадыров с Ахмадом Даутовым. Выходить сразу на Даутова опасно. Я бы послал к нему на лечение пару наших специалистов...
Глаза полковника вдруг ярко сияют. Он сразу схватывает мысль.
– Прекрасная возможность... И неожиданная идея... Кстати, я давно искал способ продолжить начатое, только все случай не подворачивался... Я согласен. Только этих специалистов выбираю я!
– Наших!
– Ваших! И прямо сейчас забираю их с собой.
– Это?
– Это – Ангелов с Пулатовым... В дополнение к основной работе мы с ними проведем еще один эксперимент из незавершенных ранее... Это касается их судьбы и законсервированных профессором Радяном возможностей [32] их подсознания... Впрочем, они могут пока отдыхать здесь... Только к утру я сумею подготовить все необходимые документы... На рассвете я пришлю за ними машину...
– Я здесь с машиной, – говорит Ангел. – Можете не утруждать себя заказыванием транспорта...
– Это будет даже проще... – Юрий Петрович согласен.
Ангел с Пулатом переглядываются. И только усмехаются. Слишком много серьезных попыток было предпринято, чтобы добраться до заложенных в их головы в состоянии глубокого гипноза данных. И ни одна пока не увенчалась успехом.
– Могу я тоже приять участие в этом деле? – сразу вступает в разговор генерал.
И Ангел, и Пулат, и полковник Мочилов прекрасно помнят, сколько усилий приложил генерал Легкоступов, чтобы добраться до того же самого, сколько людей из-за этого пострадало, людей разных, причастных и не причастных к этому делу.
– Извините, товарищ генерал, – вяло говорит Мочилов, – думаю, что это нереально... Наше руководство будет против, при этом опираться будет в том числе и на мое мнение...
Так мягко звучит «пощечина», что Геннадий Рудольфович только сухо кивает в ответ...
Генерал с полковником уже в дверях, готовятся выйти, когда раздается телефонный звонок и останавливает их.
– Это Зураб... – сообщает Доктор Смерть. – Быстро он что-то выкопал... Подождите, могут быть новости...
И включает спикерфон.
– Доктор. – Зураб говорит быстро. – Зинур нашелся. Он купил разваленный механический заводик на окраине Москвы. Собирается якобы восстанавливать и возобновлять производство. Но в его делах не все чисто... Я сейчас иду в компанию, где будут парни Зинура... Попробую собрать, если надо, отпечатки пальцев... Есть возможность идентификации?
– Есть! – от порога говорит Юрий Петрович. – Они сильно наследили в квартире Алданова. Как будут отпечатки, сразу ко мне. Звоните из бюро пропусков, вас проведут...
– Я работаю... – соглашается Зураб.
– Вот так, дело сдвинулось, – басит Доктор, отключая телефон.
– Быстрее бы двигалось, а то скучно... – зевает Пулат.
– Главное, чтобы оно двигалось в нужную сторону... – Недоверчивый генерал оставляет последнее слово за собой.
В дверь стучат. И только после этого начинает проворачиваться в замке ключ. Что-то новое. Ни сам уверенный в себе, даже слегка нагловатый, как большинство чеченцев, имеющих силу приказывать и повелевать, ичкерийский куратор Зинур, ни его подчиненные не отличаются воспитанностью и стучать в дверь к пленнику попросту не приучены. Кто же это может быть? Уже пожаловал тот бывший лейтенант Абдукадыров? Но он же сказал, что встреча будет за пределами Москвы... Значит, это кто-то другой...
Виктор Егорович просыпается сразу, словно он и не спал, как привык просыпаться всегда – без потягиваний и потрясывания головой. Другой бы на его месте, возможно, и спать бы здесь не смог. Но он сам себе доказывал, что нервы у него до сих пор в порядке и он в состоянии уснуть в любой обстановке, не терзаясь сомнениями, которые разрешить нельзя, не пугаясь опасности, которой он добровольно идет навстречу. Для него настоящее положение вещей – состояние привычное, только без его личной помощи отодвинутое временем в прошлое и вернувшееся несколько неожиданно. Почти соскучился... Более того, будучи честным сам с собой, Алданов знает, что испытывает порой ностальгические нотки в пенсионной действительности. Ностальгия по прошлому, если понятие «ностальгия» можно рассматривать шире, чем просто «тоска по родине». Не слишком вникая в филологические тонкости, он использует это понятие так, как ему удобно.
Просыпается... Нельзя сказать при этом, что сны он только что видел розовые или голубые, какие, бывало, видел до службы в должности ликвидатора, когда по щекам еще гулял молодцеватый юношеский румянец. Уже при подготовке к первому заданию, когда были поставлены конкретные задачи предстоящей операции, сны его резко изменились и до сих пор доставляют мало удовольствия. И румянец со щек исчез, хотя бледными они не стали. Просто стали твердыми, жестковатыми, сложились в едва заметные вначале складки. То же самое происходит со снами и с румянцем и после оставления службы. Только складки на щеках, по-прежнему жесткие, стали более конкретно очерченными. Но с этим, со снами и с изменением внешности, Алданов смирился. Он умеет заставлять себя смиряться с чем угодно.
Виктор Егорович поднимается с кровати. Пружины панцирной сетки издают неприятный звук, который и скрипом назвать трудно – скорее, если совместить звук с только что увиденным сном, это напоминает стон человека, у которого разорвано горло... Не перерезано, а разорвано... Рукой... Пальцами... Разорвано... И скрип продолжает сон до того момента, как Виктор Егорович оказывается на ногах, уже полностью контролируя ситуацию и все происходящее.
– Можно к тебе? – раздается голос Зинура одновременно с тем, как раскрывается дверь. Вежливость запоздалая и неожиданная, чуть-чуть рисованная.
Виктор Егорович молчит и рассматривает женщину, пришедшую вместе с ичкерийским куратором. Это, несомненно, женщина с Кавказа, может быть, тоже чеченка, Алданов не умеет по внешности различать национальность, как не может различать кавказские языки. В руках у женщины чемоданчик. Сама внешне интеллигентная, глаза умные. Что женщине с такими умными глазами делать рядом с бандитами? Ей бы держаться подальше... Скорее всего деньги... Деньги не всем, но многим нужны. И они добывают их разными способами. А не нужны они только тем, у кого их слишком много... Это тоже неприятно, но по-своему...
– Я спросил: можно к тебе?
– Ты уже вошел, сынок... Спрашивать надо было раньше... – отвечает Виктор Егорович и садится на кровать, ожидая продолжения.
Продолжением является появление в дверном проеме двух боевиков с теми самыми неуклюжими пистолетами, стреляющими иглами со снотворным. Два охранника – это уже улучшение ситуации. При захвате на Алданова наставляли четыре ствола. И это было опасно, потому что четверную дозу снотворного ни один организм не выдержит. Сейчас один из охранников вообще знаком Алданову по краткосрочной встрече у служебного выхода из магазина. Оклемался... Впрочем, после удара в печень быстро в себя приходят...