Товарищ Никое Захариадис наговорил нам много неприятного; помимо всего прочего, он поссорился с нами, обвиняя нас в том, будто мы реквизировали греческие грузовики, предназначенные для перевозки греческих беженцев и их вещей, и потребовал, чтобы мы мобилизовали и свои грузовики для их нужд. Что мы использовали греческие грузовики для перевоза греческих беженцев на отведенные для них места, это совершенно верно. Греческих беженцев мы приняли и перевезли на север Албании, где, несмотря на наши трудности, нам пришлось снабжать их и продовольствием, то есть делиться с ними последним. Что касается наших средств, то парк грузовиков у нас был очень небольшой и к тому же с помощью наших грузовиков нам приходилось снабжать всем всю Албанию.
Греческие товарищи упрекают нас также в том, будто мы не оказывали предпочтение разгрузке материальной помощи — одежды, продовольствия, палаток, простыней и т. д., которые были доставлены в наши порты для греческих беженцев, прежде чем последние покинули Албанию. Это неправда. Поступавшие извне на пароходах для греческих беженцев материалы, бывало, находились под материалами и товарами, предназначенными для нас. В таких случаях, понятно, сначала надо было разгрузить верхний груз, а затем уже нижний, иначе нельзя было; мы не знаем какого-либо метода разгрузки парохода снизу.
Во всяком случае, это были мелкие, преодолимые разногласия, которые и были преодолены. Решающими вопросами были затронутые мною вопросы политической и военной линии Коммунистической партии Греции в годы войны.
Греческие товарищи не только не разделяли наши взгляды и не принимали наши замечания, но, по нашему убеждению, они превратно воспринимали их; причем в своем недавнем письме нашему Политбюро наши принципиальные взгляды и позиции они недопустимым и антимарксистским образом отождествляют со взглядами титовцев…
После этих обвинений, которые наше Политбюро рассмотрело хладнокровно, мы сочли необходимым, чтобы те греческие беженцы-демократы, которые еще находились в Албании, покинули нашу страну.
Пусть товарищ Сталин нам скажет, правильны ли или неправильны высказанные нами взгляды и занятая нами позиция, мы готовы признать любую возможную ошибку и выступить с самокритикой.
Товарищ Сталин, обращаясь ко мне, перебил меня и сказал:
— Когда товарищи в беде, нельзя дать им пинка.
— Вы правы, товарищ Сталин, — ответил я ему, — но заверяю вас, что мы никогда не давали пинка греческим товарищам. Вопросы, которые мы ставили на обсуждение, имели большое значение и для греческой армии, и для нас…
— У вас все? — спросил меня товарищ Сталин.
— Все, — ответил я.
Тогда он предоставил слово товарищу Захариадису.
Для объяснения причины поражения, Захариадис, в частности, заявил: «Если бы мы знали еще в 1946 году, что Тито станет изменником, то мы не начали бы борьбу против греческих монархо-фашистов». Он добавил затем еще некоторые другие «причины», объяснявшие поражение, повторяя, что у них не хватало вооружения, что албанцы, хотя поделились с беженцами последним, все же чинили им некоторые препятствия и т. д. Некоторые второстепенные проблемы Захариадис поставил как принципиальные вопросы. Он упомянул затем нашу просьбу (с которой он сам раньше обратился к нам), чтобы и те греческие беженцы-демократы, которые еще находились у нас, покинули Албанию. По его мнению, это означало конец греческой национально-освободительной борьбы.
Мне хочется высказать по этому случаю свое впечатление, что товарищ Никое Захариадис был человеком очень умным, с широким кругозором, но, по моему мнению, не в нужной степени марксистом. Он, несмотря на понесенное поражение, стал говорить в защиту стратегии и тактики, которых придерживалась Греческая демократическая армия, настаивая на том, что эта стратегия и эта тактика были правильными, что им нельзя было иначе действовать. Он подробно изложил этот вопрос. Значит, каждый из нас оставался при своих позициях.
Вот так говорил Никое Захариадис. Его беседа продолжалась столько, сколько и моя, если не больше.
Товарищ Сталин и другие советские руководители и его слушали внимательно.
После объяснения Никоса, товарищ Сталин спросил Мицоса Парцалидиса:
— Есть ли у Вас какое-нибудь мнение относительно того, что сказали тут товарищи Энвер Ходжа и Никое Захариадис?
— Мне нечего сказать, кроме того, что изложил товарищ Никое, — ответил Парцалидис и добавил, что они ждали, чтобы советские товарищи и большевистская партия судили о них.
Тогда слово взял Сталин, который говорил спокойно, как всегда говорил он на встречах с нами. Говорил он простыми, четкими и чрезвычайно ясными словами. Он сказал, что борьба греческого народа была героической борьбой, в ходе которой проявлялась храбрость, но допускались и ошибки.
— Что касается оценки стратегии и тактики, которой вы придерживались в греческой демократической борьбе, хотя это была героическая борьба, считаю, что албанские товарищи в этом правы. Вы должны были вести партизанскую войну, затем, исходя из нее, перейти к фронтальной войне.
Я упрекнул товарища Энвера Ходжа, которому сказал, что в беде товарищу нельзя дать пинка, однако из того, что мы услышали здесь, получается, что албанские товарищи занимали правильную позицию в отношении ваших взглядов и поступков. Создавшиеся обстоятельства и условия Албании были таковыми, что вам нельзя было оставаться в этой стране, иначе могла быть поставлена под угрозу независимость Народной Республики Албании.
Мы приняли вашу просьбу, чтобы все греческие беженцы-демократы переехали в другие страны, и уже все они переехали. Все остальное — оружие, боеприпасы и т. д., которые албанские товарищи отобрали у тех греческих солдат-демократов, которые перешли в Албанию, принадлежали Албании, — подчеркнул Сталин. — Что касается вашего заявления о том, что «если бы мы знали еще в 1946 году, что Тито станет изменником, то мы не начали бы борьбу против монархо-фашистов», оно ошибочно, ведь за свободу народа надо бороться и в окружении. Впрочем, надо учесть, что вы не были в окружении; ведь рядом с вами, с севера находились Албания и Болгария; ваша справедливая борьба пользовалась всеобщей поддержкой. Мы так думаем, — заключил товарищ Сталин и добавил: — Что вы скажете, товарищи албанцы?
— Мы согласны со всеми вашими соображениями, — ответили мы.
— А вы, товарищи греки, товарищи Захариадис и Парцалидис, что скажете?
Товарищ Никое сказал:
— Вы нам много помогли, теперь мы понимаем, что мы неправильно поступали, и постараемся исправить наши ошибки, — и т. д., и т. п.
— Очень хорошо, — сказал Сталин, вновь взяв слово. — Тогда вопрос считается закрытым.
Сталин встал, подал руку всем нам по очереди, и мы направились к выходу. Зал был длинным, и, когда мы были у самих дверей, Сталин позвал нас:
— Остановитесь, товарищи! Обнимите друг друга, товарищ Ходжа и товарищ Захариадис!
Мы обнялись.