Всего через два месяца после крушения ГКЧП покончил самоубийством, также выбросившись из окна с восьмого этажа здания ЦК КПСС на улице Щусева, предшественник Н. Кручины 80-летний Георгий Павлов. Но это уже другая история.
Августовский путч кончился провалом и поражением ГКЧП, и эти события предопределили кончину как КПСС, так и СССР. Но это поняли далеко не сразу и далеко не все участники событий. Многое прояснилось для них лишь в следующие три дня, которые оказались не менее важными для судеб страны, чем события 19 – 21 августа.
Самолет с Президентом СССР М.С. Горбачевым и его спутниками на борту приземлился в аэропорту Внуково-2 около 2 часов ночи 22 августа 1991 г. Охрана с трудом сдерживала людей, окружавших президента. Но в то самое время, когда Горбачев отвечал на вопросы журналистов, были арестованы по постановлению Прокуратуры Российской Федерации прилетевшие в Москву из Крыма министр обороны СССР Д. Язов и Председатель КГБ СССР В. Крючков. В этот же день были арестованы В. Павлов, Г. Янаев, В. Стародубцев и В. Варенников. Немного позже были арестованы О. Бакланов, О. Шенин, В. Болдин. Еще через несколько дней был арестован и А. Лукьянов.
Одной из первых фраз Горбачева в аэропорту были слова: «Я вернулся в другую страну». Но и он не сразу понял, насколько сильно изменились всего за несколько дней Москва, Россия и весь Союз. Реальная власть в Москве оказалась в руках Президента Российской Федерации, и Ельцин не был намерен ее с кем-либо делить. Возвращение в столицу «спасенного» Ельциным Президента СССР вызвало волну интереса и симпатий к Горбачеву, который был не только унижен «гэкачепистами», но находился, как казалось многим, в смертельной опасности. Энтузиазм и приветствия людей, встречавших Горбачева в аэропорту, были искренними, но недолгими.
После короткого отдыха Горбачев прибыл в Кремль. Его встречали комендант Кремля, охрана, помощники и советники, работники канцелярии, некоторые из сотрудников Верховного Совета СССР. Когда Горбачев был избран на Третьем съезде народных депутатов СССР Президентом СССР, он не стал, да и не мог создавать какой-то собственный аппарат управления, подобный той Администрации Президента, какую позднее создал Борис Ельцин. Реальное управление страной и в 1990 – 1991 гг. осуществлялось через аппараты Совета Министров и министерств, через аппарат ЦК КПСС, а также через КГБ СССР и Министерство обороны СССР. Но теперь, после путча, аппарат КПСС был парализован, не работал и Кабинет министров СССР. Практически бездействовали КГБ СССР, Генеральная прокуратура, Верховный суд СССР, другие органы союзной власти. Надо было создавать какой-то новый центр управления, и Горбачев начал, естественно, с силовых министерств. Указом Президента СССР министром обороны Союза был назначен генерал армии Михаил Моисеев, недавний начальник Генерального штаба. Председателем КГБ был назначен генерал-лейтенант Леонид Шебаршин, начальник 1-го Главного управления КГБ (внешняя разведка). Горбачев хотел в тот же день назначить и нового премьера, так как Кабинет министров СССР полностью ушел в отставку. Однако помощники уговорили Горбачева подождать несколько дней – до сессии Верховного Совета СССР, намеченной на 26 августа. Было поэтому решено поручить временное исполнение обязанностей премьера СССР Ивану Силаеву, который возглавлял Совет Министров Российской Федерации.
Уже днем 22 августа начались манифестации на Красной площади, все больше и больше москвичей собиралось на Старой площади у зданий ЦК КПСС и на площади Дзержинского – у зданий КГБ СССР. Но особенно большой митинг «победителей» состоялся возле Белого дома, куда прибывали на свою чрезвычайную сессию народные депутаты РСФСР. Героем дня был, конечно же, Борис Ельцин, появление которого сопровождалось бурей приветствий. Из деятелей союзного руководства здесь находилось всего несколько человек, включая А.Н. Яковлева, который занимал до событий 19 августа пост советника Президента СССР, но теперь заявил о своем разрыве с КПСС. Горбачев у Белого дома в этот день не появлялся. Он выступил с коротким заявлением по телевидению в программе «Время», а затем провел большую пресс-конференцию для советских, российских и иностранных журналистов, эта пресс-конференция также была показана по телевидению.
Главной темой пресс-конференции Горбачева, которой руководил его пресс-секретарь Виталий Игнатенко, стало трехдневное заточение Президента СССР в Форосе. Игнатенко отдавал предпочтение иностранным журналистам. Все отметили и тот странный факт, что пресс-секретарь президента не дал возможности задать свой вопрос Горбачеву ни одному из журналистов, которые представляли запрещенные 19 августа советские и российские издания. Этот запрет был отменен 22 августа, но неугодные ГКЧП газеты вышли в свет только 24 августа. К тому же Горбачев отвечал не на все вопросы. «Всего я вам не скажу, – заметил президент и, помолчав, добавил: – Всего я вам никогда не скажу». Горбачев повторил свои недавние слова о том, что он вернулся из Фороса в другую страну, добавив, что он вернулся в Москву и другим человеком. Но он не собирается пересматривать свои убеждения и останется приверженцем социалистического выбора. Горбачев резко критиковал лидеров ГКЧП, но он пытался взять под свою защиту деятельность КПСС и выразил свое неодобрение А.Н. Яковлеву, который сделал заявление о разрыве с Коммунистической партией. Горбачев заверил присутствующих в том, что он держит ситуацию в стране и в Москве «под контролем». Но все видели, однако, что это не так. Как вспоминал всего через год В. Игнатенко, «Михаил Горбачев своего ухода не предвидел и не предчувствовал. Он вообще считал себя всесильным и думал, что росчерком пера остановит любые события» [250] . Однако в августе 1991 г. события развивались совсем не так, как этого хотел Горбачев. К вечеру 22 августа основная часть манифестантов переместилась на Старую площадь и на Лубянскую площадь. Десятки тысяч человек расположились на траве у памятника Дзержинскому, на асфальте прямо на площади и на окрестных газонах. Люди были возбуждены, и недавние защитники Белого дома встали цепью. Они были готовы защитить от погрома здания КГБ. Леонид Шебаршин только что провел коллегию КГБ СССР, почти все работники центрального аппарата КГБ находились на своих рабочих местах, но что было делать – никто из них не знал. Перед фасадом здания «Лубянка-2» собралось не менее 20 тысяч человек, они выкрикивали лозунги и пели песни про Магадан, а также писали разного рода ругательства на цоколе здания. После 5 часов вечера была сделана первая попытка свалить «железного Феликса» с пьедестала с помощью металлических тросов. Это вызвало беспокойство в мэрии Москвы. Срочно прибывший на площадь вице-мэр Сергей Станкевич объяснил манифестантам, что при падении многотонного памятника могут быть разрушены не только проходящие здесь коммуникации, но и тоннель метро. «Моссовет принял сегодня решение демонтировать всех этих идолов. Мы это сделаем...» – «Сейчас, Сейчас!!» – кричала толпа. Уже после девяти часов вечера под залпы праздничного вечернего салюта на площадь Дзержинского подошли три автокрана и платформа-тягач. Леонид Шебаршин наблюдал за всем этим из окна своего кабинета в здании КГБ. Позднее он вспоминал: «Тем временем два мощных автокрана примериваются к чугунному монументу. На плечах Дзержинского сидит добровольный палач, обматывающий шею и торс первого чекиста железным канатом. Палач распрямляется, подтягивает свалившиеся штаны и делает жест рукой: «Готово! Можно вешать!» Скорее всего какой-то монтажник. Заставляю себя смотреть. Эту чашу надо испить до дна. Испытываю ли я горе? Нет. Все закономерно – расплата за близорукость, за всесилие и корыстность вождей, за нашу баранью бездумную натуру. Конец одной эпохи, начало другой, скрип колеса истории... Краны взревели, радостно зашумела толпа, вспыхнули сотни блицев. Железный Феликс, крепко схваченный удавкой за шею, повис над площадью, а под чугунной шинелью обозначилась смертная судорога чугунных ног. Не за то дело отдали первую, земную жизнь, Феликс Эдмундович? Посмертно ответили за прегрешения потомков?» [251] . К полуночи памятник был уже увезен, но митинг продолжался. Выступивший перед толпой Мстислав Ростропович предложил установить здесь памятник Александру Солженицыну.