– Ты серьезно? – подполковник все еще верил.
– Куда уж серьезнее... Налей-ка чайку, товарищ генерал... – попросил меня.
Я ему чай отдельно завариваю. Полторы ложки зеленого чая в кружку. Это его утренняя доза. В течение дня он больше чай не пьет. Говорит, что зеленый чай для него – стимулятор.
– Налью, если обзываться не будешь...
– Так что же делать? – спросил подполковник.
– Ждать... Я не думаю, что у нее деньги под подушкой лежат. Они наверняка куда-то вложены. Если только она их уже не приготовила для покупки виллы. Если не приготовила, значит, несколько дней понадобится, чтобы собрала...
Петров сел на место, словно сдулся. Понял своим умишком, что Онуфрий, как обычно, с мрачной рожей хохмил.
Чайник вскипел быстро. Я принес Онуфрию его кружку.
– Жалко девку... Мне всех девок всегда жалко... Я думаю, что это последнее дело, в котором я участвую. А потом просто в деревню уеду, и все... И чай буду, на крыльце сидя, пить... И собаку гладить, которая ко мне ни одного ментовского подполковника не подпустит...
– Чай с водкой пополам... – заметил я.
– Водку я тебе оставлю... Я только чай пить буду и воздухом дышать... И про всех про вас забуду... И еще мечтаю пастухом устроиться... Чтобы выгнать стадо в поле, лечь в траву и в небо целый день смотреть...
– Тебе нельзя... – серьезно предупредил Петров.
– Почему?
– Стадо от твоего взгляда в разные стороны разбежится... Волка почувствуют... А если еще и завоешь... Волк говорит, ты воешь знатно...
Онуфрий не ответил, только вздохнул...
* * *
– У меня разговор важный назрел... – почти радостно и решительно сказал подполковник.
И попробовал посмотреть на нас взглядом волка... Не тянет, неуважаемый... Не тянет...
– Говори... – согласился я.
– Желательно покороче... – добавил Онуфрий. – Я вчера за день и сегодня с утра от разговоров устал, думал, хоть здесь отдохну... Спать хочется...
Он ноги вытянул, показывая, что желает расслабиться.
– У меня вчера не легче день был, если не труднее... Я вчера чуть не влип...
– Кто-то проявил интерес? – вяло спросил я. – Любопытных людей надо «уговаривать» быть менее любопытными...
– Ты хочешь «уговорить» начальника управления?
– Если он у вас генерал, я с удовольствием... Органически не перевариваю генеральское звание...
– Он у нас только полковник... И ему, как начальнику управления, естественным образом хочется знать, чем занимаются его подчиненные...
– И что же? – спросил Онуфрий и медленно закрыл глаза, словно заснул.
– Пока я сумел отговориться. Обещал сегодня доложить ситуацию, потому что она, дескать, не однозначная и факт преступления не налицо...
– И что ты собираешься докладывать? – спросил я, видя, что Онуфрий почему-то не собирается поддерживать разговор.
– Попытаюсь вывернуться... Скажу, что сигнал не подтвердился. Но для этого придется порошок на экспертизу отправлять... Только полковник наш – человек дотошный. Он любит в мелочах копаться и может до своего докопаться...
Онуфрий глаза открыл и сел прямее.
– Я давно ждал от тебя этого разговора, Сергей Михайлович... Я знаю, что ты человек жадный – по взгляду это вижу каждый раз, когда деньги делим... Я правильно тебя понял?
– При чем здесь моя жадность!.. – психанул Петров. – Если полковник раскопает, что мне делать? Придется ему отстегивать, я не вижу другого пути... И то, не уверен, что он возьмет... Может серьезная накладка получиться...
– А мы-то здесь при чем? – спросил я. – Это, как я понимаю, твои проблемы. Отношения с начальством сам улаживай...
– Нет уж! – Петров взъелся, в голосе у него появилось повизгивание, а изо рта слюни полетели. – Это общие проблемы... Я один из нас троих рискую... Вы так... Поболтали и никаких действий не совершали, можно сказать... А я, если со службы вылечу, то не на пенсию, как мой брат, не на инвалидность, а на зону, и на большой срок... И потому я просто требую, чтобы раздел иным был... Что мне ваши тридцать три процента! За риск надо добавлять, и добавлять много... Столько же добавлять, и даже больше... Хотя я человек скромный... И если...
– И сколько ты хочешь? – вяло спросил Онуфрий, опять закрывший глаза.
– Хотя бы сорок пять... И пять процентов начальнику управления, чтобы глаза закрывал вовремя...
– Охренел совсем... – Я сделал вид, что несказанно обрадовался предложению подполковника. – Давай уж из своей доли, из своих тридцати трех и трех десятых процента, кстати, своему полковнику и плати... А об остальном забудь...
– Да ты бы, Волк, вообще молчал... – Подполковник отмахнулся от меня, как от мухи, показывая, что разговаривать желает с Онуфрием, поскольку он у нас мозговой центр и вся разработка ему принадлежит. – Ты вообще во всей работе с боку припека... Делаешь меньше всех, а потом нажрешься до поросячьего визга и равной доли еще требуешь...
Он сказал и на Онуфрия посмотрел: как тот отреагирует? Я сразу понял хитрость. И Онуфрий должен понять. Петров желает еще и нас стравить...
Онуфрий молчал.
– Я тебя спрашиваю, Стас... – подполковник позволил себе прикрикнуть.
Стас издал протяжный храп, словно сладко спал.
Это совсем Петрова добило, и он, сияя оскорбленными глазами, резко встал.
– Не боитесь, что это может для вас плачевно кончиться?
Не надо было подполковнику этого говорить. Он еще из-за стола выйти не успел и почувствовал, как пистолет Онуфрия ему в живот упирается. Даже я не видел, откуда этот пистолет появился. Впечатление создалось такое, словно он всегда был у Стаса в руке. И Петров от этого движения охренел совсем, рот разинул, словно его душили...
– Не боимся... – Онуфрий глаза открыл, подумал и убрал пистолет. – И запомни: ты сейчас уходишь только потому, что ты брат нашего капитана... Свои тридцать три и три десятых процента ты получишь честно. На большее можешь не рассчитывать. И в дальнейшем – забудь, что мы были когда-то знакомы... Как только будет что сообщить, я сообщу... И завезу тебе твою долю... А теперь – вали отсюда... Дуй, мент, и побыстрее, и не забудь задницу вазелином смазать, когда на доклад пойдешь...
Подполковник шагнул к двери. Мы с Онуфрием переглянулись и одновременно завыли по-волчьи... Вот, наверное, в радость соседям... Горожане этот вой вполне могут принять за натуральный... Посчитают, что кто-то в доме волков завел... Стаю...
Когда дверь за Петровым захлопнулась, подполковник не мог не услышать и смех, сопровождающий его торопливые шаги по ступеням...
– Люблю оскорблять индюков надутых... – вздохнул Онуфрий.