Фактически одновременно шли две битвы, восточнее и западнее железнодорожной линии, вокруг которой сосредоточились русские армии. Кодама справедливо считал, что на одном участке русские армии пойдут вперед, а на другом им заведомо предназначена оборонительная роль. После сражения генерал Бильдерлинг будет утверждать, что он предвидел решающую роль правого фланга русских сил и отвлекающий характер японских действий на далеком левом фланге. Сохранился документ — анализ ситуации, произведенный 26 февраля начальником штаба Куропаткина — генералом Сахаровым, суть которого в предсказании главного удара японцев в центре и на русском правом фланге. В этом анализе звучит несогласие с излишней обращенностью главнокомандующего к востоку.
Привезенные из-под Порт-Артура шесть одиннадцатидюймовых гаубиц были японским командованием переданы командиру Четвертой армии Нодзу, стоящему в центре, ближе всего к Мукдену. Противостоящий ему Бильдерлинг опирался на Путиловский и Новгородский холмы, туда и направил свои гаубицы — плюс еще 108 орудий генерал Нодзу. Барраж начался 27 февраля и имел огромное воздействие на обороняющихся. Видя разрывы одиннадцатидюймовых орудий, русский офицер приходит к выводу: «Наши позиции невозможно удержать, мы не устоим». Пока еще точность японской стрельбы была невелика, но этот огонь помогал японцам удерживать инициативу, привязывал русских к окопам, отвратительно действовал на их моральную мобилизованность.
Переброшенный на правый фланг Ноги шел впереди со своей кавалерией. Разъезд казаков увидел это, и передал устрашающее сообшение в центр около одиннадцати часов утра 27 февраля 1905 г. Сведения эти достигли Каульбарса, и он со всевозрастающей тревогой следил за русским правым флангом весь этот важный день, 27 февраля. Спонтанно созван военный совет. Что делать? Решили послать на правый фланг два кавалерийских полка, усилить патрулирование в районе Хсинминтуна — в 70 километрах на северо-запад от Мукдена. Новые казацкие разъезды должны были установить глубину и направленность японского продвижения.
Каульбарс с холодеющими ногами начинает понимать смысл происходящего, но его собственные войска уже втянуты в лобовую битву, а особых резервов у него не было. Смешно и думать, что два кавалерийских полка могли повлиять на силу и скорость продвижения Третьей японской армии. Прибывшие в Мукден китайцы невозмутимо говорили, что на реке Ляо они видели не русских, а японцев. Тревожный знак: императорская китайская почта перестала работать на участке между Мукденом и Хсинминтуном. Вечером на юго-западе видны были огни ведущегося боя. Каульбарс отсылает свои драгоценные гаубицы в тыл, нехорошие предчувствия охватывают его. Он уже думает об отходе как о единственно разумном маневре.
Фантастическая изначальная ошибка лишила Куропаткина гибкости и, главное, способности противостоять внезапно объявившемуся на правом фланге генералу Ноги сколь-либо серьезным способом. Для полной передислокации войск потребуется несколько дней. Японцы, словно предвидя эти колебания русского командования, отдают приказание Второй армии Оку наступательными операциями «связать» Каульбарса, с тем, чтобы он не переориентировался с юга на запад. Пятая дивизия японцев здесь начала подлинно яростную атаку. Что же осталось у Куропаткина, так необдуманно и щедро бросившего резерв на восток, для противостояния японцам на западе? Главнокомандующий собирает восемь батальонов и три артиллерийские батареи. Это для Ноги чисто декоративное препятствие.
28 февраля 1905 г. силу духа пришлось показывать защитникам высот в центре, ставшим мишенью всей главной силы японской артиллерии. Два дня гаубичного огня имели результат, загорелись крупные русские склады. Каульбарс постепенно отсылал все движущееся в тыл, ему представлялось, что лобовое противостояние бессмысленно. Но просто отойти он не мог, Оку нанес бы ему смертельный удар. Пока потери Каульбарса были относительно невелики благодаря хорошо подготовленным оборонительным сооружениям, но немалочисленные русские армии страдали именно в свете своей деморализованности и полной потери организационного единства. Эффективность их противостояния достаточно точным усилиям Куроки, Оку, Нодзу, Кавамуры и, главное, Ноги, становившихся все более неудержимыми, приблизилась к нулю. Японской мобильности теперь противостояла некая недвижимость русских войск.
Чтобы создать новый щит на западе, Куропаткин нуждался в том, чтобы Каульбарс устоял. Это становилось проблемой. Чтобы стать становым хребтом русской обороны, Вторая армия Каульбарса нуждалась в качествах, которых она не имела — в стальной твердости и гибкой мобильности. Собственно, удары Ноги начинали разделять ее на две части. Ко всему этому 2 марта на позиции обрушилась метель. Прежде это было бы «родное» состояние для русских войск, но сейчас свирепость природы добивала остатки дисциплины и осмысленности в среде русских войск — еще неделю назад достаточно свежих и готовившихся к долговременному наступлению.
Пьянство в тылу, отчуждение людей, превращение прежней жертвенности в цинизм и маразм, неспособность даже офицеров увидеть всю картину, потеря руководителями своего авторитета нанесли русской армии больше ущерба, чем вся хитрость японцев и их неистовая военная нацеленность. Наступил тяжкий час расплаты. Бивший в лицо снег ослабил темп перегруппирования русских войск. Разумеется, пурга ослабила и скорость движения Ноги, но тот видел свое место в большой картине сражения, и действовал вполне осмысленно.
И все же ухудшение погоды ослабило накал атак Четвертой японской армии. 2 марта Куропаткин получил сообщение, что силы, ведомые Ноги, изменили направление своего движения. Прежде они направлялись прямо на север, теперь же они «закруглили» путь своего движения и повернули на восток — на Мукден. Теперь у Куропаткина не было выхода, кроме как черпать последние ресурсы у Бильдерлинга, у Третьей Маньчжурской армии. А далеко на востоке сменивший Мищенко генерал Ренненкампф (здесь он впервые встречается на скрижалях русской военной истории) продолжал удерживать японскую Армию Ялу. Японцы остановили колонну с припасами из Фушуня и, убежденные в трудностях русской армии, немедленно организовали атаку на русский центральный укрепленный пункт. Они взяли этот пункт, но в этот момент падения российского престижа буквально взбунтовались повара, музыканты, штабные работники. Они с яростью контратаковали японские линии и, под звуки национального гимна, с развевающимися знаменами возвратили захваченную высоту. Редкий случай столь необходимой в тех критических обстоятельствах удали, блик русской славы.
Между 2-м и 7-м марта располагается промежуточный период, когда русское командование задумалось о целесообразности пребывания русских войск на восточном фланге и, в конечном счете, решило начать там отход. Корреспондент «Таймс» говорит о разбросанности русских сил: «Существует не менее шестнадцати отдельно воюющих боевых фронтах, многие из которых получали приказы непосредственно из главной штаб-квартиры. Несколько армейских корпусных генералов оказались без войск, оказались неспособными принимать какое бы то ни было участие в битве. Разобщенность русских войск была выгодна японскому командованию, решающему свою главную стратегическую задачу».
Осведомленный о масштабных перемещениях за линией русской обороны, генерал Ойяма решил поддержать иллюзию того, что японцы готовы прорываться в центре, против Каульбарса, где потрясенные русские воины, несмотря ни на что, еще удерживали Путиловскую и Новгородскую высоты. А в Мукдене началась оргия паникеров. Спокойствие царило лишь в вагоне Куропаткина. Британский корреспондент Маккалах: «Официант стоял за спинкой кресла своего хозяина, наклон его спины говорил о долгой выучке. На ступенях вагона стоял адъютант Куропаткина, улыбающийся, вежливый, исключительно хорошо воспитанный, каждая медная пуговица его униформы сияла. Он с кем-то вежливо разговаривал и казался безмятежно неосведомленным об ордах терпящих поражение людей, проходивших мимо; казалось, что он стоял в одном из наиболее изысканных салонов Санкт-Петербурга. В этом искусственном мире Куропаткин жил и думал, его связь с действующей армией становилась все более искусственной.