Поражение во Вьетнаме служит своеобразным поворотным пунктом в послевоенной политике США. Американский исследователь Р. Барнет говорит об этом следующим образом: «Вьетнамская война, конечно, была ошибкой, но не была несчастным случаем... Вьетнамская война имела Уникальные итоги не потому, что американская политика фундаментально отличалась от той, которая позволила подавить партизанское движение в Греции в 1949 г. или сокрушить Доминиканскую революцию в 1965 г., но потому, что победа над вьетнамцами составила бы такую цену, уплатить которую Соединенные Штаты не смогли»*. Поражение во Вьетнаме послужило тяжелым уроком для Вашингтона и показало, что концентрация сил в одном, относительно небольшом районе отвлекла внимание от прочих более или менее охваченных американским влиянием регионов. Произошло заметное ослабление внимания Вашингтона к Латинской Америке – традиционной сфере «американских интересов» еще со времени провозглашения «доктрины Монро». Президент Л. Джонсон уменьшил значимость программы президента Кеннеди «Союз ради прогресса» – не пошел на интенсификацию экономического и культурного вовлечения США в дела Латинской Америки.
Ближневосточному региону Вашингтон уделил пристальное внимание лишь в ходе кризиса июня 1967 г. (когда Израиль в ходе шестидневной войны взял под свой контроль часть территории Сирии, Египта и Иордании). Необходимость положить конец позорной вьетнамской войне довлела над Белым домом. Президент обещал американскому народу выйти из войны «с честью». Американское руководство готово было пойти на многое, ведь недовольство в стране ставило под вопрос внутреннее единство, без которого невозможна была активная внешняя политика. Претендент Никсон стал сокращать контингент американских войск, но увеличил бомбардировки. (Г. Киссинджер полагал и убеждал президента, что «сопротивление Северного Вьетнама имеет свой предел»*. Список еженедельных потерь американцев стал сокращаться, численность потерь гражданского населения Вьетнама – увеличиваться, а проблема тупика, в который зашли США, оставалась прежней.
Американская дипломатия, чтобы избежать новых «вьетнамов», приняла ряд важных, перспективных решений. Во-первых, президент Никсон потребовал от политических деятелей изменить главенствующую со времен Кеннеди концепцию и выделить приоритетные для США зоны в мире. Постепенно стала пробивать себе дорогу идея, что не все части американской зоны влияния в мире равнозначны для метрополии. Начался процесс выделения союзников «первой категории», действительно «жизненно важных» – опоры зоны американского влияния. Уже в июле 1969 г. президент Р. Никсон самым решительным образом отказался от обещания, которое давал Дж. Кеннеди, – помогать «всем и повсюду». Г. Киссинджер как бы имитировал стиль инаугурационного обещания президента Дж. Кеннеди – излагая при этом противоположные по смыслу идеи, – когда писал: «Соединенные Штаты будут участвовать в обороне и развитии своих союзников и друзей, но Америка не может и не будет составлять все планы, определять все программы, осуществлять все решения и брать на себя всю оборону свободных наций мира... Наши интересы должны определять наши обязательства, а не наоборот»*.
Выражением новой оценки стратегической ситуации в мире, возможностей США поддерживать свое влияние явилась так называемая «доктрина Никсона», основные пункты которой содержались в выступлении президента на острове Гуам 25 июля 1969 г. Главная идея этой доктрины заключалась в том, что страны, находящиеся в сфере влияния США, делились на две категории. В отношении первых Р. Никсон обещал «обеспечивать щит ядерной мощи США». Это касалось наций, «союзных с нами, или тех, чье выживание мы считаем жизненно важным для нашей безопасности». К этим странам относились государства западноевропейского региона, Япония, Австралия и Новая Зеландия, Израиль. Что же касается прочих стран американской орбиты влияния, то «мы обеспечим им военную и экономическую помощь, которая соответствует нашим договорным обязательствам. Но мы будем ожидать от нации, которая, находится под угрозой, что она возьмет на себя преимущественную ответственность за обеспечение людской силы, необходимой для ее обороны»*. Это была уже новая политическая философия. Не весь мир, а лишь развитые зоны капиталистической системы объявлялись жизненно важными – ради преобладания в них США были готовы воевать. Огромная же масса развивающихся стран по существу объявлялась лишь зоной желательного американского доминирования.
В те самые месяцы и годы, когда Америка втягивалась во вьетнамскую авантюру, а потом остановилась и начала медленную деэскалацию, угроза зоне американского глобального влияния начала исходить не только со стороны национально-освободительных движений, подобных вьетнамскому, но все более со стороны прежде близких союзников. Набирал силу процесс самоутверждения ближайших союзников США, он был подготовлен более быстрым, чем в США, индустриальным развитием Западной Европы и Японии. До конца 60-х годов объединенная экономическая мощь Западной Европы и Японии была меньше американской. На рубеже 60 – 70-х годов наступает качественно новый этап – два конкурирующих с США центра (каждый из которых создает свою собственную систему зависимых государств, т. е. свою зону влияния, западноевропейские государства – в Средиземноморье и Африке, Япония – в Восточной Азии) стали по совокупным экономическим показателям превосходить американскую мощь.
В «период Вьетнама» – между 1964 и 1972 гг. – в Азии колоссальным по силе соперникам американского экономического влияния стала Япония, а на Западе вырос экономический и политический соперник в лице Европейского экономического сообщества. Этот процесс превращения союзников в конкурентов происходил в период увеличивавшейся зависимости США от внешнего мира. В 1970 г. они экспортировали товаров на 27,5 млрд. долл., к 1977 г. эта цифра возросла до 121,2 млрд. долл. Американские фирмы находили более выгодным вывозить капиталы за пределы США: общая сумма прямых инвестиций за рубежом составляла 75,5 млрд. долл. в 1970 г. и 149,8 млрд. долл. в 1977 г.*
В декабре 1969 г. ЕЭС приняло решение об увеличении Сообщества, что привело в последующем к принятию в «Общий рынок» Англии, Дании и Ирландии. Были также приняты решения об ускорении процесса интеграции, переходе ее в новые области. 1 января 1973 г. западноевропейская «шестерка» превратилась в «девятку». Страны «Общего рынка» превосходили США по населению и приближались к ним по объему совокупного валового продукта.
Япония в 1969 г. обошла по объему валового национального продукта Западную Германию, выйдя на второе место в капиталистическом маре. Восстановление мощи Западной Германии и Японии привело к лишению США привилегированных позиций, на которых держалась бреттон-вудсская система, созданная в 1944 г. Экономическая и валютно-финансовая система США уже не могла быть абсолютной опорой и гарантом всей системы международных отношений. «У нас нет золота, – жаловался советник президента Никсона, – мы лишились рычага воздействия на союзников»*.
В октябре 1972 года лидеры стран ЕЭС поставили перед собой задачу создания политического союза. Французы сняли свои возражения против вступления в ЕЭС Англии, и Сообщество декларировало свою готовность создать систему политического единства. Впервые за послевоенный период в капиталистическом мире у США появился конкурент, примерно равный им по основным параметрам – демографическим, экономическим, частично политическим и военным. Вокруг значительной части Западной Европы возникла новая «граница» – единый таможенный тариф «Общего рынка», стимулировавший импорт ближайших соседей на рынки девяти стран ЕЭС, а не далеких Соединенных Штатов. Индустриальный центр западного мира – промышленность Соединенных Штатов – стал встречать на пути своего проникновения в Западную Европу ограничения в виде таможенных барьеров ЕЭС. Более того, «Общий рынок» вовлекал в свою орбиту страны Средиземноморья и Африки, усложняя доступ на новые рынки развивающихся стран для американских компаний. Парадоксально, но не со стороны Востока, а из расположенного рядом со штаб-квартирой НАТО координационного центра ЕЭС в Брюсселе стала исходить угроза действий, подрывающих позиции США в мире. Экономическая и финансовая опора американского влияния – бреттон-вудсские соглашения стали под натиском возрожденной Западной Европы анахронизмом. В одностороннем порядке США в 1971 г. отказались от них, прекратив обратимость доллара в золото и введя налог на импорт. Г. Киссинджер назвал эти действия «декларацией экономической войны другим индустриальным демократиям»*.