Ситуация на европейском Востоке имела прямое отношение к характеру происходящего в Германии и ее столице. Учтем то роковое обстоятельство мировой истории (скорее географии), что между Берлином и Москвой лежала крайне не заинтересованная в их сближении Варшава. И тогда, когда в Берлине вслед за Петроградом начали накаляться революционные страсти, Варшава стала гасителем социального и национального восстания и сближения своих громад.
ГЕРМАНИЯ: ПРИЗРАК ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
Представляющий отдел демобилизации полковник Кет завершил один из берлинских митингов словами, что «следует не выпускать из поля зрения происходящее на Востоке». Если растущая в Германии безработица наложится на пение большевистских сирен, то революционный союз России и Германии грозит перевернуть все до сих пор сложившееся в реальном политическом мире.
Новым явлением для Германии было создание в эти дни и недели так называемых свободных корпусов — самодовлеющих воинских подразделений, готовых сражаться на свой страх и риск, воспринимающих себя революционной силой и призывающих мотивироваться только «любовью к отечеству». Подразделения состояли из тех людей, кто разочаровался во многом, но предпочитал найти «вечные ценности», искал подлинного фюрера, искал новой идеологии на основе критики буржуазных ценностей, на основе культа молодости, силы, древних саг, ненависти к благоустроенному быту Британии как предательству расы, судьбы крови. Они слышали дробь ранних барабанов нацизма.
Это были люди, которые «почти дотянулись» до Парижа вместе с Людендорфом, которые героизировали фронтовую жизнь — это было единственное, что у них осталось. У новых генералов этих кондотьеров не было трудностей набрать людей в свои отряды. Огромная разлагающаяся армия порождала своих «фундаменталистов». Тайные связи позволяли получать самое хорошее оружие, структура предполагала наличие — как в ударных частях Людендорфа — отделение пулеметчиков, отдельные артиллерийские части, штурмовые войска. Находились и броневики, и даже самолеты. В день волонтеры «фрайкора» получали 30–50 марок, минимум 200 граммов мяса, 75 граммов масла. Им гарантировали пенсии. Государство включило свои денежные прессы, в критический час сработал инстинкт самосохранения.
А вожди пока несмелой германской социал-демократии отчаянно искали силовой поддержки своего режима. Эберт и его военный министр Носке посетили военный лагерь в Цоссене — к югу от Берлина. На них произвели большое впечатление 4 тыс. хорошо экипированных и обученных войск. Здесь же они впервые увидели и «фрайкор» генерала Георга фон Мекера. Впечатление было, что рождается новая военная волна, на которую противники большевизма в Германии могут твердо положиться. Министр Носке похлопал своего шефа по спине: «Теперь можно расслабиться. Все будет как надо!»
А волноваться было о чем. Надвигались национальные выборы — первые после фактического бегства кайзера и провозглашения республики. Никогда еще — со времен Реформации — Германия не знала такого внутреннего ожесточения. Ненавистью и горечью пылали речи ораторов. Хмурая толпа выказывала все признаки готовности броситься на оппонентов. Вечерами на улицах происходили подлинные побоища. Нация теоретиков бросилась к своим «толстым журналам», где доказывала свою правду и обличала ошибки противников. Самым распространенным словом была «социализация». Лучшие умы нации считали своим долгом осуществить анализ сложившейся ситуации.
В определенной мере события внешнего мира (кроме эволюции российского коммунизма) отошли на второй план. Вспоминали лишь третью ноту Вильсона, в которой американский президент объявил, что Соединенные Штаты не будут иметь дела с «военными хозяевами и монархическими правителями Германии» — что явственно подтолкнуло общую эволюцию к конечному неприятию Вильгельма.
Вся Германия — взрослые старше двадцати одного года — готовилась выразить свое мнение. Эберт ввел более современную систему пропорционального представительства. Теперь население Германии было представлено в своем парламенте полнее, чем население Британии, Франции или Соединенных Штатов. Профессор Хуго Пройсс, напряженно работая в Министерстве внутренних дел, отражая классические каноны либералов — теперь получивших свободу неограниченной реализации своих идеалов, — подготовил со своими коллегами новую конституцию. Ее предстояло выдвинуть на рассмотрение Национальной ассамблеи. Идеалом Пройсса была французская конституция 1790 г., которая разделила страну на мелкие департаменты и обрубила тем самым сепаратизм провинций. Вариант Пройсса от 3 января 1919 г. делил Германию на шестнадцать земель, президент избирался парламентом. Важно было то, что даже Пруссия делилась на земли.
В комиссии вдохновенно работал Макс Вебер и менее яркие светила современной социологии. Изучая долгие годы Ближний Восток, Вебер ввел в обиход отныне популярное понятие «харизма». Он очень надеялся, что будущие вожди Германии, будучи демократически избранными, окажутся не обделенными харизматическими данными.
Эберт более всего боялся недовольства прежних немецких государств территориальным делением и потребовал убрать всякое упоминание о границах. Затем были созваны представители 25 самых крупных немецких «доимперских» государств. Примечательно, что ни один из прибывших представителей не выдвинул идеи возвращения кайзера и восстановления имперской структуры в стране.
ВАШИНГТОН
В октябре 1918 г. президент Вильсон утвердился в своем новом видении России, на этом этапе весьма отличном от англо-французского. Не следует ждать импульса от большевиков, американцам нужно самим проявлять изобретательность. 18 октября госдепартамент опубликовал план экономического сотрудничества с Россией, в котором ставилась задача «помочь России, а не использовать ее слабости». В отделе военной торговли Министерства торговли была создана русская секция с первоначальным капиталом в 5 млн. долларов (взятым из президентского фонда) для регулирования экспортных поставок в Россию. Но общее положение — это одно, а конкретная практика — другое. Сразу же встал вопрос: как использовать этот фонд, кто будет партнером с русской стороны? Если партнером станет центральное Советское правительство, то таким путем осуществится его признание де-факто.
Профессиональные американские дипломаты, собственно, не видели иного пути. Им представлялось, что, поскольку оппозиция большевикам не выдвинула общепризнанного лидера или общеобъединяющего движения, Западу рано или поздно придется обращаться к центральным русским властям. Но это «внутреннее движение» не питающих на данном этапе ненависти к красной России чиновников встретило оппозицию со стороны правых политиков и, конечно же, русских врагов большевизма. Противники правительства Ленина, равно как авантюристы всех мастей и непрофессиональные посредники, твердо обещали Вашингтону (как и всему Западу) найти действенную оппозицию русскому большевистскому центру. Правительства западных стран в этом отношении уговаривать не нужно было. Их ненависть к предателям, заключившим соглашение с немцами, была бездонна. И президент Вильсон готов был иметь дело с более понятным и симпатичным ему режимом в России.
Центром стимуляции эволюции Вашингтона в антисоветском направлении становится прежде всего американское посольство в России. Сразу же после заключения перемирия на Западе посол Френсис выступил с планами об использовании высвободившихся воинских частей союзников против России. Прежде всего следовало оккупировать Петроград. По расчетам Френсиса для этого требовалось 50 тыс. американских войск, 50 тыс. французских войск, 50 тыс. англичан и 20 тыс. итальянцев. После вхождения союзных войск в Петроград американский посол предполагал объявить народу России, что целью союзников является обеспечение свободных выборов в Учредительное собрание, которое определит форму правления, желаемую большинством русских.