Глаза расширяются до боли. Расширяются от удивления и непонимания...
Почему не стреляет нижний джамаат? Спецназовцы так удобно подставили спины! Почему они не стреляют? Ведь уже упущен момент... Самый удобный... Ну же... Ну же! Пора! Давно пора! Скоро станет совсем поздно... Нельзя пропускать спецназ так далеко... Нельзя!
А спецназ идёт уверенно, без остановки. И руками, наверное, в колени упираются. Помогают себе при подъёме. А нижний джамаат не стреляет.
«И не будет стрелять...» – созревает вдруг мысль. Ясная. Вернее, она давно созрела, созрела, как только донеслось до Азиза дрожание камня под локтями. Что-то там, под землёй, случилось. Нижнего джамаата больше нет, и стрелять некому. Он уже потерял четыре джамаата из семи. Четыре. Больше половины.
Четыре ли? А что означает стрельба на правом фланге? Новая мысль кольнула беспокойством. Значит, не все ходы просчитал он правильно. Это же спецназ. Это же спецназ ГРУ. Они играют свою партию, а он не видит их предстоящие ходы.
Что-то сдавливает горло. Это и ярость, и страх, и разочарование, и душевная боль, и...
И новое унижение!
Азиз перебрасывает из-за спины автомат, резко опускает предохранитель в положение автоматического огня и нажимает на спусковой крючок. Он не целится... Он просто нажимает на спусковой крючок и не отпускает палец. Знает, что в таком положении надо всего-то четыре секунды, чтобы опорожнить рожок... Рожок пуст. Автомат больше не дёргает в руках. А он всё давит и давит, до боли в пальце... А потом поднимается в полный рост и с силой бросает автомат вниз, в далёкого противника... Бросает в отчаянии. И закричать хочется. Но он только стонет и сжимает губы.
И тут же берёт себя в руки. Проигрывает только тот, кто смиряется с поражением. Неудача в начале партии вовсе не говорит о том, за кем останется эндшпиль.
– Подъём! Вперёд! – командует Азиз, хотя такую команду давать смешно. Все и без того стоят. Стоят и смотрят на командира. Даже пленники...
Полковник Согрин гладит рукой свой автомат. А может быть, не гладит – просто руку греет. Рука мёрзнет на сыром ветру, а сталь тёплая. Сталь не сразу остывает. Даже обидно, что она не успела нагреться более основательно – так быстро всё кончилось... Согрин успел дать только три короткие очереди. В джамаате, что приблизился к ним на опасную дистанцию кинжального огня, шестнадцать боевиков. Встретило их восемь человек. Семеро с автоматами. Майор Сохно перецепил кобуру своего заплечного «стечкина» в положение приклада. Он не стреляет очередями, хотя многозарядный пистолет позволяет это делать. Сохно предпочитает прицельные одиночные выстрелы. Но достаточно быстрые и точные. На каждого бойца пришлось по два «чеха». Их разобрали по порядку. Левофланговый – двух первых, второй слева вторую пару и так далее... Это стандарт для засады, проводимой спецназом ГРУ. И спецназовцы этот стандарт обычно знают. Но, не знакомый с десантной системой подготовки, Согрин объяснил солдатам расклад дополнительно. Заранее, чтобы избежать эксцессов. Проверяешь прицел в первого и во второго. Потом стреляешь в первого. Это простейшая школа моментального одновременного уничтожения живой силы противника. Отработанная школа. И ещё раз предупредил относительно возможности присутствия в группе пленников. Потому и дал после выхода боевиков из-за гряды дополнительные десять секунд на осмотр. Рискнул быть замеченным, если кто-то голову поднимет. И сам смотрел внимательно. Все моджахеды бородатые, не юнцы, вооружённые. Откровенные боевики... И тогда только тихо подал команду. Никто не ошибся. За несколько секунд всё кончилось. Даже автомат не успел накалиться как следует и не даёт сейчас возможности погреть застывшие пальцы...
Из-за склона горы полковнику не видно, где сейчас находится джамаат Азиза. Если ориентироваться по времени, он должен быть сейчас уже около устья пещеры. Если только не застрял на подходах, желая посмотреть, как сработает его хитрая задумка с обстрелом спецназовцев в спину. Скоротечный бой на фланге в любом случае должен достигнуть уха полевого командира, потому что уйти в пещеры он ещё не успел. Что он подумает? Что предпримет? И вообще предпримет ли хоть что-нибудь?
Азиз не знает о присутствии спецназовцев здесь. Согрин лично проверял, отличимы ли следы, оставленные его группой, от старых следов, оставленных боевиками. Вообще-то, они отличимы, если ты умело читаешь их. Но следов так мало, что надо знать о присутствии противника, чтобы обратить на них внимание, и долго их разбирать, чтобы понять – кто-то и что-то здесь делал, причём делал активно.
Услышав стрельбу, Азиз обязан насторожиться. Однако его настороженность не должна вылиться в поступки. Иначе он вообще не разделял бы отряд, желая затруднить преследование. Кроме того, как всякий командир, к тому же командир, воспитанный в восточных традициях, Азиз не может не проявить любопытства и не пожелать полюбоваться исполнением своей хитрой «лисьей» воли. Помнится, в пятнадцати минутах движения от устья пещеры, к которому движется джамаат, есть удобная для наблюдения площадка. Эта площадка удобна даже для обороны, это полковник Согрин отметил ещё ночью и тогда же решил, что, если здесь кто-то попытается организовать заслон, этот заслон легко можно забросать гранатами сверху. Стоит для этого послать пару человек в скоростной рывок по горизонтали. Может быть, Азиз сейчас именно на этой площадке. Ждёт, наблюдает, волнуется, как зритель на трибуне стадиона.
Согрин сам поднимает бинокль. Ему видно то, что происходит внизу, хотя и не видно, что происходит сбоку. Но сейчас главные события происходят внизу.
– Командир, дай «очки» поносить... – просит майор Сохно. – Хочу полюбоваться на своих рук дело...
– С биноклем под землю не заглянешь... – отвечает полковник.
Камень под локтями Согрина чуть заметно вздрагивает. И только потом доносится глухой отдалённый звук.
Звук повторяется. Майор улыбается, скривив физиономию, и шмыгает по-мальчишески многократно сломанным носом.
– Балбесы, одним словом...
– Что ещё взорвалось?
– Я подумал, что они с перепугу метаться начнут, и в проходе, не оттуда, откуда пришли, а с другой стороны, мину поставил... Противопехотку...
– Где ты её взял?
– Недалеко... Они сами ставили, я переставил... Кого не завалило, тот побежал... И под ноги не посмотрел... Вот и... Хладнокровия им не хватило... Теперь должно всех накрыть...
Полковник кивает. Есть у майора такая привычка – он делает больше, чем докладывает. Своего рода приятные сюрпризы... Впрочем, не всем приятные...
Бинокль полковник так и не отдаёт. Он сам смотрит за передвижением отряда подполковника Разина. И убеждается, что Разин миновал самый опасный участок. Ни одного выстрела в спину. Согрин, не оборачиваясь, говорит радисту:
– Попробуй связь... Здесь прямая видимость...
Радист «колдует» над рацией недолго. Слышится прерывистый писк, потом шум, потом тишина.